Но вот опять хлынули играющие лучи, — и весело и величаво, словно взлетая, поднимается могучее светило.
Летучие мыши уже носились над его заснувшими верхушками, таинственно кружась и дрожа на смутно-ясном небе; резво и прямо пролетел в вышине запоздалый ястребок, спеша в свое гнездо.
До сих пор я всё еще не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно, и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места, почти совсем потонувшие во мгле, пошел себе прямо, по звездам — наудалую.
Широкая река огибала ее уходящим от меня полукругом; стальные отблески воды, изредка и смутно мерцая, обозначали ее теченье.
Холм, на котором я находился, спускался вдруг почти отвесным обрывом; его громадные очертания отделялись, чернея, от синеватой воздушной пустоты, и прямо подо мною, в углу, образованном тем обрывом и равниной, возле реки, которая в этом месте стояла неподвижным, темным зеркалом, под самой кручью холма, красным пламенем горели и дымились друг подле дружки два огонька.
Я ошибся, приняв людей, сидевших вокруг тех огней, за гуртовщиков.
Сидя без шапок и в старых полушубках на самых бойких клячонках, мчатся они с веселым гиканьем и криком, болтая руками и ногами, высоко подпрыгивают, звонко хохочут.
Картина была чудесная: около огней дрожало и как будто замирало, упираясь в темноту, круглое красноватое отражение; пламя, вспыхивая, изредка забрасывало за черту того круга быстрые отблески; тонкий язык света лизнет голые сучья лозника и разом исчезнет; острые, длинные тени, врываясь на мгновенье, в свою очередь, добегали до самых огоньков: мрак боролся со светом.
В первый раз в музее. В первый раз в музее я была в 1 классе. Это был музей окаменелостей насекомых.Мы поехали с классом.Я была очень рада. Там сначала нам показали виды насекомых.Затем нам показали как делать окаменелости. Я попробовала и вот что у меня вышло: жук с красными лапками. Кажется это был жук усач. Для того чтобы сделать окаменелость мы брали настоящих жуков. Некоторые из нашего класса испугались их и не сделали окаменелости. Но я сделала нашей учительнице за эту поездку. Мне очень понравилось!
Я люблю наблюдать за животными в лесу, или зоопарке. Они очень смешные, и порой можно увидеть забавные сюжеты даже на дворе, или на улице. Из окна нашей кухни хорошо видно двор и большую лужу, которая осталась после дождя. Я иногда люблю стоять возле окна и смотреть на то, что створится в дворе. Однажды я заметила на ветке дерева красавицу сороку. Птица, не прекращаясь, чистил себе перышки и отряхивалась. Я долго на нее смотрела, устала и пошла заниматься математикой. Через пятнадцать минут я подошла к окну и увидела все ту же сороку, которая все еще чистилась и отряхивалась. Она сидела на изгороди и все время хотела взлететь на землю, но прохожие пугали ее. Птица не отлетала далеко, к ней по желанию можно было дотянуться рукой. В конце концов двор опустел. Сорока взлетела с изгороди, чинно подошла к луже. Неожиданно птица погрузила голову в воду и потом вынырнул. Сорока начала купаться! Она сначала погружать в воду голову, а потом уже все тело. Казалось, сорока училась нырять. Сполна набарахтавшись в грязной воде, птица отлетела. Еще некоторое время она прыгала по дереву, подставляя мокрое перо под лучи солнца. Раньше я и не подозревала, что сороки купаются. В скором времени лужа высохла, купаться стало негде, и я больше не видела эту сороку.
Но вот опять хлынули играющие лучи, — и весело и величаво, словно взлетая, поднимается могучее светило.
Летучие мыши уже носились над его заснувшими верхушками, таинственно кружась и дрожа на смутно-ясном небе; резво и прямо пролетел в вышине запоздалый ястребок, спеша в свое гнездо.
До сих пор я всё еще не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно, и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места, почти совсем потонувшие во мгле, пошел себе прямо, по звездам — наудалую.
Широкая река огибала ее уходящим от меня полукругом; стальные отблески воды, изредка и смутно мерцая, обозначали ее теченье.
Холм, на котором я находился, спускался вдруг почти отвесным обрывом; его громадные очертания отделялись, чернея, от синеватой воздушной пустоты, и прямо подо мною, в углу, образованном тем обрывом и равниной, возле реки, которая в этом месте стояла неподвижным, темным зеркалом, под самой кручью холма, красным пламенем горели и дымились друг подле дружки два огонька.
Я ошибся, приняв людей, сидевших вокруг тех огней, за гуртовщиков.
Сидя без шапок и в старых полушубках на самых бойких клячонках, мчатся они с веселым гиканьем и криком, болтая руками и ногами, высоко подпрыгивают, звонко хохочут.
Картина была чудесная: около огней дрожало и как будто замирало, упираясь в темноту, круглое красноватое отражение; пламя, вспыхивая, изредка забрасывало за черту того круга быстрые отблески; тонкий язык света лизнет голые сучья лозника и разом исчезнет; острые, длинные тени, врываясь на мгновенье, в свою очередь, добегали до самых огоньков: мрак боролся со светом.
(И.Тургенев. Бежин луг)