Однажды мы возвращались с рыбалки со старой Канавы.Подошел полупустой товарный поезд.Женщины везли грибы и бруснику, два небритых охотника курили, сидя в открытых дверях вагона. С приходом сумерек затихли женские разговоры о сельских делах. В лугах стоял туман, солнце садилось. Слышалось птичье щелкание через шум поезда. Девушка запела рязанскую песню глядя на закат, и глаза ее казались золоченными. Женщины подпевали,затем запели охотники. Один пел густым мягким басом, мы были поражены.Женщины слушали певцов, покачивая головами, а девушка тихонько заплакала. Это были слезы не горечи, а восхищения.
Мы возвращались с рыбалки в товарном поезде из пустых вагонов. В нашем вагоне ехали женщины с кошелками и два охотника. Сначала женщины разговаривали о своих сельских делах, но прелесть лесных сумерек заставила их замолчать. Самая молодая женщина запела простую рязанскую песню, остальные женщины стали ей подпевать. Поезд выехал в поля, нам открылась прекрасная картина заката. Охотники тоже запели. У одного из них был густой мягкий бас. Все, пораженные его необыкновенным голосом, слушали пение, а одна женщина даже заплакала. Это были слёзы восхищения.
Однажды мы возвращались с рыбалки со старой Канавы.Подошел полупустой товарный поезд.Женщины везли грибы и бруснику, два небритых охотника курили, сидя в открытых дверях вагона. С приходом сумерек затихли женские разговоры о сельских делах. В лугах стоял туман, солнце садилось. Слышалось птичье щелкание через шум поезда. Девушка запела рязанскую песню глядя на закат, и глаза ее казались золоченными. Женщины подпевали,затем запели охотники. Один пел густым мягким басом, мы были поражены.Женщины слушали певцов, покачивая головами, а девушка тихонько заплакала. Это были слезы не горечи, а восхищения.