Question

Объясните все знаки препинания в отрывке (знаю, что много, но попытаться стоит): Вот и кончился последний урок последнего дня нашей школьной жизни! Впереди ещё долгие и трудные экзамены, но уроков у нас больше никогда не будет. Будут лекции, семинары, коллоквиумы — все такие взрослые слова! — будут вузовские аудитории и лаборатории, но не будет ни классов, ни парт.

Десять школьных лет завершились по знакомой хрипловатой трели звонка, что возникает внизу, в недрах учительской, и, наливаясь звуком, подымается с некоторым опозданием к нам на шестой этаж, где расположены десятые классы.

Все мы, растроганные, взволнованные, радостные и о чем-то жалеющие, растерянные и смущённые своим мгновенным превращением из школяров во взрослых людей, которым даже можно жениться, слонялись по классам и коридору, словно страшась выйти из школьных стен в мир, ставший бесконечным. И было такое чувство, будто что-то недоговорено, не дожито, не исчерпано за последние десять лет, будто этот день застал нас врасплох.

В распахнутые окна изливалась густая небесная синь, грубыми от страсти голосами ворковали голуби на подоконниках, крепко пахло распустившимися деревьями и политым асфальтом.

В класс заглянула Женя Румянцева:

— Серёжа, можно тебя на минутку?

Я вышел в коридор. В этот необычный день и Женя показалась мне не совсем обычной. Одета она была, как всегда, несуразно: платье, из которого она выросла ещё в году, шерстяная кофточка, а под ней белая, с просинью от бесконечных стирок шелковая блузка, тупоносые детские туфли без каблуков. Казалось, Женя носит вещи младшей сестры. Огромные пепельные волосы Жени были кое-как собраны заколками, шпильками, гребёнками вокруг маленького лица и всё-таки закрывали ей лоб и щёки, а одна прядь все время падала на её короткий нос, и она раздраженно отмахивала её прочь. Новым в ней был ровный, тонкий румянец, окрасивший её лицо, да живой, близкий блеск больших серых глаз, то серьёзно-деловитых, то рассеянно-невидящих.

— Серёжа, я хотела тебе сказать: давай встретимся через десять лет.

Шутливость совсем не была свойственна Жене, и я спросил серьёзно:

— Зачем?

— Мне интересно, каким ты станешь, — Женя отбросила назойливую прядь. — Ты ведь очень нравился мне все эти годы.