Question

Преcказ текcта. На полторы cтраницы. Как рождается картина Haперед не знаю, что буду рисовать. Возникает один образ. второй. Рука меня сама ведет. Могу сказать, что почти все картины я писал головой, умом, Они мне вроде бы являются. Замыслов, внутренних заготовок у меня гораздо больше, чем завершенных работ. Вот видите: в этих маленьких блокнотиках тысячи эскизов будущих сюжетов или картин, будто закодированных. Иду в автобус, a образы так и роятся. Я их записываю несколькими штрихами, чтобы не забыть. Впоследствии я открываю свои блокноты и вспоминаю. Разумеется, на холсте получается совсем не то, что тогда привиделось. Но я не мешаю картине рождаться. Она сама себя пишет, я только и своей кистью. Я люблю импровизацию, но картины доделываю до. микрона. Как музыкант: он написал мелодию, а потом ее нужно шлифовать. И наконец все приходят восклицают: «Ох, какая картина, уже готова!» — «Ни, говорю, здесь надо еще нарисовать около двух тысяч деталей». Человек этого не видит. Однако я вижу. Я ищу совершенство, и если не удается достичь, меня охватывает дискомфорт. Это адская работа, я пишу с огромной скоростью: десятки мазков в секунду! Я стою мокрый у мольберта, спина даже дымится. Понимаете, я работаю в экстазе. Только в таком состоянии удается довести работу до того, если бы на ней был мой фирменный знак, чтобы и без подписи было видно: это картина Марчука и больше ничья. Иногда я вижу, что ту или иную мою идею, мой технический прием кто-то взял и скопировал. Тогда я резко поворачиваюсь в другую сторону и работаю в совсем другой манере. Пусть попытаются догнать меня. Я знаю, что хоть я и не Микеланджело, но то, что я сделаю, никто этого не сделает. Названия картинам я даю только по завершении работы, потому что не знаю, что рисую. А когда картина уже готова, то я, размышляя, говорю с ней: «Как назвать ту "файную" девушку, которую я нарисовал? во многом, но вместе с тем идет полная отдача. Если остаются мои следы, то остаются – имея в виду картину. Вот так, таков процесс. Случалось, что ко мне подходили на выставке почтенные дамы: «Любим, знаем Репина, Шишкина, навеки. – а ваших картин не понимаем. Но скажите, почему от них мы не можем говорить, оторваться?» Вот где секрет! Потому что надо шевелить мозгами, чтобы понять, будить спящие клетки. Не просто видеть, но и думать, врастать в это. И тогда все откроется.. О, ранний Марчук это целые новеллы! Говорят, что в моих картинах много грусти, какой-то печали. Но это не грусть — это просто не так смотрят на мои картины. Это тихие размышления, там есть мудрость. Это тишина, божественная тишина. Как-то услышал: «Марчук рисует Божью тишину». Кто-то может подумать, глядя на эти холсты, что я плачу. А я не плачу: это тихая печаль грозой. У меня нигде нет безумия, только в моих абстрактных вещах – там настоящий взрыв. Да еще в моих «новых экспрессивных» работах: имею в виду те 500 работ, которые я сделал в Нью-Йорке.