Старинный дом стоял на невысоком обрыве у реки(4). Сразу было видно, что в нём никто не живёт: деревянные ставни заколочены, вдоль стены разросся никем не кошеннй бурьян. Сваленные посередине двора кучи досок и щебня мешали нам пройти. Иногда казалось, что кто-то ходит по двору, гремя(3) связкой ключей. Но нет. Это ветер налетая,(2) порывами, раскачивал незакреплённую дверь, гремящую оловянным засовом.
За воротами заброшенного особняка нас ждал необыкновенной красоты вид. Вдали виднелись неубранные поля золотой пшеницы, разбросанные тут и там одинокие деревья и кустарники. На краю поля блестел ярко-зелёной гладью пруд, заросший тиной и водорослями.
Вверху, в самой вышине, пели стрижи, рассекавшие воздух с веселым свистом. Всё дышало покоем, и сердце невольно радовалось необычайной красоте, созданной матушкой-природой.
Старинный дом стоял на невысоком обрыве у реки(4). Сразу было видно, что в нём никто не живёт: деревянные ставни заколочены, вдоль стены разросся никем не кошеннй бурьян. Сваленные посередине двора кучи досок и щебня мешали нам пройти. Иногда казалось, что кто-то ходит по двору, гремя(3) связкой ключей. Но нет. Это ветер налетая,(2) порывами, раскачивал незакреплённую дверь, гремящую оловянным засовом.
За воротами заброшенного особняка нас ждал необыкновенной красоты вид. Вдали виднелись неубранные поля золотой пшеницы, разбросанные тут и там одинокие деревья и кустарники. На краю поля блестел ярко-зелёной гладью пруд, заросший тиной и водорослями.
Вверху, в самой вышине, пели стрижи, рассекавшие воздух с веселым свистом. Всё дышало покоем, и сердце невольно радовалось необычайной красоте, созданной матушкой-природой.