1. Пара сытых лошадей, /в струну натягивая постромки/, еле тащила тяжелую бричку.
2. Я присел на него, хотел закурить, но, /сунув руку в правый карман ватной стеганки/, к великому огорчению, обнаружил, что пачка «Беломора» совершенно размокла.
3.Тогда мне некогда было думать о папиросах, надо было, /бросив весло/, побыстрее вычерпывать воду, чтобы лодка не затонула, а теперь, /горько досадуя на свою оплошность/, я бережно извлек из кармана раскисшую пачку, присел на корточки и стал по одной раскладывать на плетне влажные, побуревшие папиросы.
4.Хорошо было сидеть на плетне вот так, одному, /целиком покорясь тишине и одиночеству/, и, /сняв с головы старую солдатскую ушанку/, сушить на ветерке мокрые после тяжелой гребли волосы, бездумно следить за проплывающими в блеклой синеве белыми грудастыми облаками.
5.Высокий, сутуловатый мужчина, /подойдя вплотную/, сказал приглушенным баском.
6./Глядя мне прямо в глаза светлыми, как небушко, глазами, чуть-чуть улыбаясь/, мальчик смело протянул мне розовую холодную ручонку.
7./Сняв со спины тощий вещевой мешок/, /устало присаживаясь рядом со мною/, отец сказал.
8. /Выломав из плетня сухую искривленную хворостинку/, он с минуту молча водил ею по песку, /вычерчивая какие-то замысловатые фигуры/, а потом заговорил:
9. И вдруг спохватился: /ласково подталкивая сынишку/, сказал:
10.
Еще когда мы в молчании курили, я, /украдкой рассматривая отца и сынишку/, с удивлением отметил про себя одно, странное на мой взгляд, обстоятельство.
Взломав лед, бешено взыграли степные речки, и дороги стали почти совсем непроездны.
Пара сытых лошадей, в струну натягивая постромки, еле тащила тяжелую бричку.
Шофер пригнал из хутора машину, подошел к лодке и сказал, берясь за весло:
— Если это проклятое корыто не развалится на воде, — часа через два приедем, раньше не ждите.
Я присел на него, хотел закурить, но, сунув руку в правый карман ватной стеганки, к великому огорчению, обнаружил, что пачка «Беломора» совершенно размокла.
Теперь, горько досадуя на свою оплошность, я бережно извлек из кармана раскисшую пачку.
Хорошо было сидеть на плетне вот так, одному, целиком покорясь тишине и одиночеству, и, сняв с головы старую солдатскую ушанку, сушить на ветерке мокрые после тяжелой гребли волосы.
Высокий, сутуловатый мужчина, подойдя вплотную, сказал приглушенным баском:
— Здорово, браток!
Чуть-чуть улыбаясь, мальчик смело протянул мне розовую холодную ручонку.
Сняв со спины тощий вещевой мешок, устало присаживаясь рядом со мною, отец сказал:
— Беда мне с этим пассажиром!
Выломав из плетня сухую искривленную хворостинку, он с минуту молча водил ею по песку.
