Солнце уже пряталось, и на цветущей ржи растянулись вечерние тени. Два ряда старых, тесно посаженных, очень высоких елей стояли, как две сплошные стены, образуя мрачную, красивую аллею. Я легко перелез через изгородь и пошел по этой аллее, скользя по еловым иглам, которые тут на вершок покрывали землю. Было тихо, темно, и только высоко на вершинах кое-где дрожал яркий золотой свет и переливал радугой в сетях паука. Сильно, до духоты пахло хвоей. Потом я повернул на длинную липовую аллею. И тут тоже запустение и старость листва печально шелестела под ногами, и в сумерках между деревьями прятались тени. Направо, в старом фруктовом саду, нехотя, слабым голосом пела иволга, должно быть, тоже старушка. Но вот и липы кончились; я мимо белого дома с террасой и с мезонином, и передо мною неожиданно развернулся вид на барский двор и на широкий пруд с купальней, с толпой зеленых ив, с деревней на том берегу, с высокой узкой колокольней, на которой горел крест, отражая в себе заходившее солнце.
Солнце уже пряталось, и на цветущей ржи растянулись вечерние тени... Два ряда старых, тесно посаженных, очень высоких елей, как две сплошные стены образуя мрачную красивую аллею. Я легко перелез через изгородь и пошел по этой аллее скользя по еловым имам... Было тихо, темно, и только высоко на вершинах кое-где дрожал яркий золотой свет, и переливал радугой в сетях паука... Но вот и липы кончились; я мимо белого дома с террасой и с мезонином, и передо мной неожиданно развернулся вид на барский двор, и на широкий пруд с купальней, с толпой зеленых ив, деревней на том берегу с высокой узкой колокольней на которой горел крест, отражая в себе заходившее солнце.
