Послеоперационный период я переносил тяжело. Получить по голове тяжелой кошёлкой и попасть под машину, груженную кирпичом, – вполне шоковая ситуация. Милицию вызывать не стали: бережёного Бог бережёт. Лечил меня учёный-специалист, по прозвищу Пижон, – чопорный человек в чесучовом пальто, холщовой рубашонке, кожаной кепчонке и замшевых перчатках, большой друг отца. Он загнал всех стажёров в ежовые рукавицы, заставляя их очень много работать над диссертациями. Доктор лечил от жёсткой цинги, латал пациентов на операционном столе и делал инъекции шприцом, прищурив глаза-щёлочки. Он приезжал на машине со станции, продираясь сквозь лесные чащи бы и городские трущобы, оставлял ее с шофёром у решётки нашей дачи, заросшей плющём, поднимался на крыльцо по камышовой циновке и затем выпивал кружку горячего черного шоколада. Мать говорила с врачом шёпотом и ходила на цыпочках. Шов после операции разошёлся в тот день, когда прилетели скворцы, в соседнем доме начали циклевать половицы, а у курицы появились жёлтенькие цыплята.
Меня навещали многие: французский герцог в национальной одежонке, коммивояжер в коротких шортах и с дешёвым товаром, чопорный сестрицын ухажёр, смуглолицый дирижёр с зубной щёткой в кармане, розовощёкий жокей, удрученный пацифист и друзья-молодожоны. Забегала смышлёная соседская девчонка, одетая в красивое пончо. Играя на банджо, она исполняла грустную шотландскую песню, расчёсывала мою короткую чёлку, выпивала стакан боржоми и убегала танцевать чечётку. По вечерам приезжал смущённый отцовский студент, вооружённый неподъёмным багажом, шомпольным ружьецом и обладавший отвратительным меццо-сопрано, напоминавшим щёлканье электросчётчика.
Ожог моей детской ручёнки принципиально не хотел заживать. Мама поила меня кипячёным молоком, кормила мочёными яблоками, спелым крыжовником, цитрусовыми фруктами и паштетом из печёнки. Я превратился в ненасытного обжору и со здоровым ценизмом тоннами поедал пшённую кашу, давился лапшой, перчёной тушонкой, толчёными орехами и печёным пирожком. Процесс выздоровления был поставлен в жёсткие условия, и я уже мог возмущённым полушепотом чётко выговаривать слова: «Не смейте надевать мои новые чёботы и пальто с капюшоном!»
Объяснение:
Сочинение-описание леса
Прогулка по лесу
Утренний лесЛес – это целый мир, полный жизни. Обитатели леса не слишком любят показываться на глаза гостям. Прячутся в норках лисы, за кустом таятся трусливые зайки. Но если долго гулять по лесу весной, летом или ранней осенью, то обязательно заметишь, как кипит жизнь под кронами деревьев.Если прийти в лес утром, между стволами деревьев еще стоит белесый туман. Трава мокра от росы, а деревья стряхивают на путника целый дождь. В гуще леса темно. Но вот солнце пробивается сквозь листву и озаряет лесной мир. Птички радостно приветствуют солнышко – ведь теперь им не угрожает хищная ночная сова! Пернатые начинают свой обычный дневной щебет. Прыгают по ветвям беспечные маленькие синички и чижики. Характерно «поскрипывает» в своем гнезде хозяйственный скворец. Стучит по стволу дятел в красной шапочке. Этот трудяга вытаскивает из-под коры вредных для деревьев насекомых. Где-то в чаще поет иволга: как будто нежные звуки флейты разливаются по лесу.Хитрая рыжая лиса прячется в нору, услышав шаги гуляющего по лесу человека. Идешь, присядешь на полянке на упавший ствол старой березы. И наблюдаешь, что происходит вокруг. Вот дуб уронил свой листочек с недозрелым желудем. Вот муравьишка карабкается по ясеневому листу, он несет домой раздавленную ягоду земляники. Какой маленький, а сильный! Дикая пчела жужжит над полянкой. Значит, где-то поблизости, в старом дупле, ее дом.И вдруг замечаешь на полянке за кустом боярышника зайца-русака. Тихо-тихо притаился маленький заяц, даже уши прижал. Думает, что его не видно, так хорошо он сливается со светло-коричневыми ветками. Встаешь и на цыпочках подбираешься к зверьку. Но его и след простыл, только ветви чуть-чуть качаются. А был ли зайка? Или, может, привиделся?