Двадцатилетний романтик Виктор Гюго считал изобретение книгопечатания величайшим историческим событием. «В нем зародыш всех революций!» — восклицал он. И пояснял: «В виде печатного слова мысль стала долговечной как никогда: она крылата, неуловима, неистребима… Этот выражения мысли является не только самым падежным, но и более наиболее удобным, наиболее доступным для всех…»[1]
С того времени, как был написан этот восторженный панегирик книгопечатанию полтораста лет. Ныне мы более трезво оцениваем возможности типографского станка. Мы видим в книгопечатании, а точнее, в печатной книге, лишь одну из форм регистрации и рас информации. Форму далеко не единственную и оптимальную лишь в определенный период развития человеческого общества.
Новейшие изобретения постепенно ограничивают поле деятельности книгопечатания. Электронная память современных счетно-вычислительных машин хранит информацию, для воспроизведения которой понадобилось бы выпустить десятки тысяч книг. Радио и телевидение приносят новости в дом каждого из нас с такой скоростью, которая не по силам печатному станку. Превратившись в ультраскоростные ротации, он все же не может сделать регистрацию, доставку и воспроизведение информации единовременными самому факту ее возникновения.
Обяснение что так много.
Долины, горы, покрытые снегом,- всё было залито солнцем!
Море сливалось с небом, ещё не расчищенным от туч.
Оглушённый тяжким гулом, Теркин никнет головой.
На улице шел дождь, сопровождающийся раскатами грома.
На сцене находился мужчина, исполняющий песню.
Он слушал музыку, доносящуюся из радиоприемника.
Кот, собравшийся прыгнуть с подоконника, смотрелся смешно.
Человек, вышедший из-за угла, последовал за мною.
Книга, прочитанная учеником, лежала на столе.
А теперь обратите внимание на красиво постриженный газон.
Я увидел ее, думающей о чем-то.
Он разбил часы, подаренные его родителями.
За окном дул ветер, срывавший каждый листок с деревьев.