у нас с братом, когда созревают одуванчики, была с ними постоянная забава. бывало, идем куда-нибудь на свой промысел – он впереди, я в пяту.
“сережа! ” – позову я его деловито. он оглянется, а я фукну ему одуванчиком прямо в лицо. за это он начинает меня подкарауливать и тоже, как зазеваешься, фукнет. и так мы эти неинтересные цветы срывали только для забавы. но раз мне удалось сделать открытие.
мы жили в деревне, перед окном у нас был луг, весь золотой от множества цветущих одуванчиков. это было красиво. все говорили: “ красиво! луг – золотой”. однажды я рано встал удить рыбу и заметил, что луг был не золотой, а зеленый. когда же я возвращался около полудня домой, луг был опять весь золотой. я стал наблюдать. к вечеру луг опять позеленел. тогда я пошел, отыскал, одуванчик, и оказалось, что он сжал свои лепестки, как все равно если бы у вас пальцы со стороны ладони были желтые и, сжав в кулак, мы закрыли бы желтое. утром, когда солнце взошло, я видел, как одуванчики раскрывают свои ладони, и от этого луг становился опять золотым.
с тех пор одуванчик стал для нас одним из самых интересных цветов, потому что спать одуванчики ложились вместе с нами, детьми, и вместе с нами вставали.
Мальчик пришёл в себя только у источника, у того самого, где накануне днём они с дедушкой завтракали. Припавши вместе ртами к холодному водоёму, собака и человек долго и жадно глотали свежую, вкусную воду.
Они отталкивали друг друга, приподнимали на минуту кверху головы, чтобы перевести дух, причём с губ звонко капала вода, и опять с новой жаждой приникали к водоёму, не будучи в силах от него оторваться. И когда они наконец отвалились от источника и пошли дальше, то вода плескалась и булькала в их переполненных животах.
Опасность миновала, все ужасы этой ночи без следа, и им обоим весело и легко было идти по белой дороге, ярко освещённой луной, между кустарниками, от которых уже тянуло утренней сыростью и сладким запахом освежённого листа.
Наедине с тобою,брат, хотел бы я побыть.