В Петербурге в доме одного знатного доктора были гости – общество чрезвычайно пестрое: немцы, поляки, итальянцы и русские. Собрание было веселое, беседовали о разных предметах. Между прочим разговор зашел о достоинствах и лучших свойствах разных народов. Немцы говорили об учености и аккуратности своей нации, итальянцы – о своей любви к музыки, живописи и архитектуре, французы – о своем геройстве, своей любезности.
В числе гостей была одна русская княжна, замечательной красоты, необыкновенная образованная, но чрезвычайно скромная. Один француз, как видно, довольно ветреного поведения, обратился к ней и спросил:
– Княжна, что же вы не скажите ничего в пользу своего народа?
– Он и так хорош, без всякой похвалы.
– Но какими же хорошими свойствами он отличается? – спросил француз. – Науки у вас не в цветущем состоянии, живопись, музыка, торговля ваши совсем плохи, народ ваш невежествен и груб. Он даже, кажется, суевернее испанцев.
– Все это чистая правда, – сказала молодая девушка, – но в характере нашего народа есть одно прекрасное качество, которое выше ума и других талантов: это необыкновенное добродушие и готовность к самопожертвованию.
Француз бросил еще несколько шутливых слов насчет русского характера и заставил общество смеяться. В это время вдруг отворилась в залу дверь и вбежал крестьянин в нагольном тулупе, с всколоченными бородой и волосами, в чрезвычайной тревоге, и сказал задыхающимся голосом:
– Кто здесь доктор? Бога ради, поскорее: жена моя умирает!
Молодой француз имел легкомыслие назвать себя доктором. Мужик повалился к нему в ноги и стал просить о Некоторые засмеялись, но на других эта выходка в такую печальную минуту произвела самое неприятное впечатление. Хозяйка побежала в кабинет своего мужа и сказала, что просят к больной. Он вышел.
– Ты доктор? – просил мужик.
– Я, – ответил врач.
– Я слышал, что вы добрый человек. Я тебе ничего не могу заплатить; но жена моя умирает, не откажи батюшка Между тем как доктор собирался, легкомысленный француз продолжал делать замечания насчет грубости и неопрятности крестьянина.
– Я уверен, – сказал француз, – что вы, княжна, при всем вашем патриотизме ни за что в мире не решились бы поцеловать его.
– Вы бьетесь об заклад? – спросила молодая девушка.
– Да.
– Сколько червонцев?
- Двенадцать.
– Хорошо, деньги на стол!
Они положили червонцы. Княжна подошла к мужику и сказала ему:
– Любезный друг, позволь мне поцеловать тебя. Может быть это принесет тебе счастье.
Мужику было не до поцелуев; он был глубоко опечален, взглянув на нее и сказал с выражением горечи в голосе:
– Целуй если хочешь.
Княжна поцеловала его, заклад был выигран. Она взяла двадцать четыре червонца, подала их мужику и сказала:
– Вот тебе деньги, они тебе пригодятся на твоей больной жене и твоему бедному семейству. Прощай. Благодари вот этого господина (при этом она указала на француза): он тебе доставил двадцать четыре червонца.
Мужик обрадовался, доктор отправился с ним. Впоследствии узнали, что скоро оказанная принесла пользу больной, и она выздоровела.
Происшествие это было предметом разговоров в течении нескольких дней. Над ним пошутили, посмеялись и, как водится, совершенно забыли десять лет. В отдаленном краю Сибири, в глуши, между лесами, с двумя детьми, из которых один тяжело болело, ехала женщина. По чертам ее лица можно было узнать, что она принадлежала к высокому сословию, но видно было, что в жизни ее случилось какое-то несчастье. Она была крайне печальна, тем более что болезнь ее детяти становилась день ото дня опаснее, а ей надо было ехать еще около тысячи верст. С ней не было никакой прислуги; она ехала на простой телеги и сама правила лошадью. Селений кругом было до крайности мало. На расстоянии пяти тысячи верст нельзя было увидеть ни одного дома, а если где и попадалось жилье, то это была юрта якута.
Наступила ночь. Женщина не знала, как ей быть, где остановиться. Наконец, вдали между деревьями заприметила поднимающийся дым. Это очень обрадовало ее, и она стала погонять лошадь. Подъезжая к тому месту, где курился дым, она увидела дом, построенный на европейский лад, довольно большой и красивый. Вокруг него было расположено множество служб, и она догадалась, что это был дом какого-нибудь золотопромышленника.
Бедность делает людей до крайней степени робкими и недоверчивыми. Им все кажется, что их оскорбят, что их примут грубо или, по крайней мере, неласково. Поэтому путешественница, подъезжая к дому, не осмелилась просить ночлега. Однако хозяин увидел ее и пригласил к себе. Он поместил ее в особенной комнате и предоставил все удобства, чтобы она смогла отдохнуть от тяжелого пути. Когда она выспалась, ее пригласили к обеду. Тут вышел старик, отец этого хозяина, одетый чрезвычайно чисто, по-купечески, и, взглянув на женщину, остановился перед ней с изумлением и спросил:
– Откуда вы, матушка? Я вас, кажется, когда-то видел. Не были ли вы в Петербурге, мне лицо ваше так знакомо.
Всматриваясь в заезжую все больше и больше и разговаривая с ней, он, наконец, узнал, что это та самая княжна, которая его некогда поцеловала и дала ему двадцать четыре червонца. Из дальнейших разговоров выяснилось, что мужик, приходивший к доктору, впоследствии на эти деньги сделал различные обороты, разбогател, поехал в Сибирь, сначала вступил в компанию с одним золотопромышленником, потом оформил на себя одного прииск и теперь сделался одним из богатых людей в целой Сибири. Это и был хозяин дома. Он дал этой женщине средства добраться до места ее назначения и обезпечил ее с детьми на целую жизнь.
Посеянное некогда зерна добра принесли добро же; христианская любовь одной души вызвала любовь в другой. Что посеешь, то и пожнешь.
