Кто-то из русских писателей в начале века сказал : "Произошло два события:люди научились летать,разучились удивляться этому". Отчего больше зависит утрата удивляться – от роста культуры, от глубины знаний, от цивилизованности,от отупения чувств, от обжорства этим прогрессом.Я перестал удивляться лунному грунту, зондированию Венеры, скоростям на Земле. Но парашютику одуванчика- удивляюсь. Я книгу пишу, только для того, чтобы вы оторвали свой взгляд от бесконечного мелькания и остановили бы свой утомленный взгляд. Вы подняли цветок над головой и дунули на него. Пушинки взмывают вверх, потом, относимые ветерком, начинают опускаться на землю. И пока вы следите за ними, пока они летят сначала беленькие на фоне синего неба, а потом переплывут на фон зеленой травы, что-то успеет дрогнуть, оттаять в вас. Проклюнется из мертвого холода слабый первый, но толчок душевного пульса, и вы поймете, что душа в вас жива, но только она заморожена.
Кто-то из русских писателей в начале века сказал : "Произошло два события:люди научились летать,разучились удивляться этому". Отчего больше зависит утрата удивляться – от роста культуры, от глубины знаний, от цивилизованности,от отупения чувств, от обжорства этим прогрессом.Я перестал удивляться лунному грунту, зондированию Венеры, скоростям на Земле. Но парашютику одуванчика- удивляюсь. Я книгу пишу, только для того, чтобы вы оторвали свой взгляд от бесконечного мелькания и остановили бы свой утомленный взгляд. Вы подняли цветок над головой и дунули на него. Пушинки взмывают вверх, потом, относимые ветерком, начинают опускаться на землю. И пока вы следите за ними, пока они летят сначала беленькие на фоне синего неба, а потом переплывут на фон зеленой травы, что-то успеет дрогнуть, оттаять в вас. Проклюнется из мертвого холода слабый первый, но толчок душевного пульса, и вы поймете, что душа в вас жива, но только она заморожена.
