1. КАЛЬМИУС.
Река равнинного типа. Принадлежит бассейну Азовского моря. Исток находится на южном склоне Донецкого кряжа в южной части города Ясиноватая. Длина реки — 209 км, средняя глубина − 2 м. Используется в народном хозяйстве для орошения и водоснабжения. На Кальмиусе устроены 4 водохранилища (Верхнекальмиусское, Нижнекальмиусское, Старобешевское и Павлопольское).
В верхнем течении Кальмиуса обитает лишь пескарь, в среднем — наиболее многочисленны пескарь, уклея, овсянка и голавль, изредка встречается карп, карась, окунь и судак. В устье реки видовой состав рыб уменьшается, среди них преобладает пескарь, а другие виды (горчак, сазан, колюшка) встречаются редко. В весеннее время в Кальмиус входит шемая, рыбец и некоторые другие рыбы Азовского моря.
Вода р. Кальмиус на всем протяжении не соответствует требованиям стандарта на питьевую воду, а большинство загрязнителей превышают предельно допустимые концентрации в несколько раз[11] В Кальмиусе уже 10 лет запрещено купаться.
2. Кальчик. Исток Кальчика находится в селе Кальчиновка, на границе Донецкой и Запорожской областей.
Кальчик впадает в Кальмиус в 6 километрах от его устья на территории города Мариуполь, на северной окраине завода Азовсталь. Имеет приток Малый Кальчик. На водоразделе между реками Берда и Кальчик расположен заповедник «Каменные Могилы», филиал Украинского степного заповедника.
В Кальчике водятся зеркальный карп, белый амур, толстолобик и другие рыбы.
В верхнем и среднем течении Кальчик загрязняется смываемыми из сельскохозяйственных территорий солями, в нижнем течении бытовыми сточными водами Мариуполя. В воде наблюдается повышенное содержание нефтепродуктов и нелетучих фенолов.
31 мая 1223 года на реке Калка состоялась битва на Калке монголо-татар с объединёнными силами русских и половцев.
В 1380 на Калке состоялась битва между Мамаем и Тохтамышем
Какое-то время я с радостью первооткрывателя бродил по набережной, по приморскому парку, среди праздной толпы, подчеркнуто веселой, бесцельно плывущей куда-то. Но уже через неделю мне стало здесь чего-то недоставать, сделалось одиноко, и я начал искать чего-то, рыская по городу и парку.
Часами смотрел я на море, пытаясь обрести успокоение, наполненность душевную и тот смысл и красоту, которые всегда находили в пространстве моря художники, бродяги и моряки. Море нагоняло на меня еще большую тоску мерным, неумолчным шумом. В его большом и усталом дыхании слышалась старческая грусть. Оно много видело, это древнее, седобровое море, и оттого в нем было больше печали, чем веселости.
В приморском парке росли деревья и кусты, собранные со всех сторон мира: платаны, чинары, кипарисы, магнолии, пальмы. Эти заморские растения удивляли, но не радовали.
Бродил я по приморскому парку и вдруг увидел среди заморских кущ три березки толщиною в детскую руку. Глазам своим я не поверил. Не растут березы в этих местах. Но они стояли на полянке в густой мягкой травке, опустив долу ветви. Березы и в наших-то лесах, если растут поодиночке, сиротами кажутся, а здесь и вовсе затерялись, не шуршали корою, не лопотали листом, и все-таки от них нельзя было оторваться глазу. Белые стволы берез пестрели, как веселые сороки, а на нежной зелени зазубренных листьев было так хорошо, покойно взгляду после ошеломляющего блеска чужеземной, бьющей в глаза растительности.
Садовник широкодушно высвободил место березам в этом тесном парке, где обязательно кто-то и кого-то хотел затмить. Березы часто поливали, чтобы не сомлел л и не умерли они от непосильного для них южного солнца.
Березки эти привезли вместе с травяной полянкой на пароходе, отпоили и выходили их, и они прижились. Но листья берез лицевой стороной были повернуты к северу, и вершины тоже.
Я глядел на эти березы и видел деревенскую улицу. Козырьки ворот, наличники окон в зеленой пене березового листа. Даже за ремешками картузов у парней — березовые ветки. Подкараулив девок с водою, парни бросали им в ведра свои ветки, а девушки старались не расплескать воду из ведер — счастье выплеснуть! В кадках вода долго пахла березовым листом. Крыльцо и пол сеней были застелены молодыми ветками папоротника. По избам чадило таежным летом, уже устоявшимся, набравшим силу. В этот день — в Троицу — народ уходил за деревню с самоварами и гармошками.
Какое-то время спустя под дощаной навес сваливали целый воз березовых веток. В середине зеленого вороха сидела и вязала веники бабушка. Лицо у бабушки умиротворенное, она даже напевает что-то потихоньку, будто в березовой повядшей и оттого особенно духовитой листве утонули и суровость ее, и тревожная озабоченность.
Веники поднимали на чердак и сарай, вешали попарно на жерди, на перекладины. Всю зиму гуляло по чердаку и сараю ветреное, пряное лето. Потому и любили мы, ребятишки, здесь играть. Воробьи слетались сюда по той же причине, забирались в веники на ночевку.
И всю зиму березовый веник служил свою службу людям: им выпаривали пот из кожи, надсаду и болезни из натруженных костей.