Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали, и не понимал слов, неоднократно сказанных бабушкой: СПП
Это было смешно и непонятно: наверху, в доме, жили бородатые крашеные персияне, а в подвале старый желтый калмык продавал овчины.ССП
Я уже давно стою в комнате, но она ни разу не взглянула на меня, — причесывает отца и всё рычит, захлебываясь слезами.ССП
Они возятся на полу около отца, задевают его, стонут и кричат, а он неподвижен и точно смеется. ССП
Было ясно, что все уходят с парохода, — значит, и мне нужно уходить.СПП
Когда она улыбалась, ее темные, как вишни, зрачки расширялись, вспыхивая невыразимо приятным светом, улыбка весело обнажала белые крепкие зубы, и, несмотря на множество морщин в темной коже щек, всё лицо казалось молодым и светлым. СПП
Мы ехали до Нижнего очень долго, и я хорошо помню эти первые дни насыщения красотою. ССП
С улицы он показался мне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно. ССП
Дед засек меня до потери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на широкой жаркой постели в маленькой комнате. ССП
Очень хотелось ударить его ногой, но было больно пошевелиться. ССП
Они были неистощимы в таких выдумках, но мастер всё сносил молча. ССП
Я спрятался в темный угол за сундук и оттуда смотрел, как мать извивается по полу, охая и скрипя зубами, а бабушка, ползая вокруг, говорит ласково и радостно. СПП
Я стою на скользком бугре липкой земли и смотрю в яму, куда опустили гроб отца. СПП
Мне кажется, что она боится матери. СПП
Я рассказал матросу, как зарыли живых лягушек, хороня отца. СПП
Я уже знал, что это — пароход, и не испугался, а матрос торопливо опустил меня на пол и бросился вон.СПП
Ну, ино не спи, — тотчас согласилась она, заплетая косу и поглядывая на диван, где вверх лицом, вытянувшись струною, лежала мать. СПП
СПП: Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали.
Мне кажется, что она боится матери.
Я рассказал матросу, как зарыли живых лягушек, хороня отца.
Было ясно, что все уходят с парохода.
Они боялись, что моя мать потребует приданого, назначенного ей.
Дед впрыгнул на ступень, стащил меня и стал смотреть в лицо мне так, как будто видел меня впервые.
Я хорошо видел, что дед следит за мною умными и зоркими зелеными глазами.
Мне было ясно, что все боятся матери.
Меня очень занимало, как ловко взрослые изменяют цвета материй.
Когда он взмахивал рукой, в груди у меня всё поднималось вместе с нею.
ССП: Я уже давно стою в комнате, но она ни разу не взглянула на меня.
Говорила она, как-то особенно выпевая слова, и они легко укреплялись в памяти моей, похожие на цветы.
Мы ехали до Нижнего очень долго, и я хорошо помню эти первые дни насыщения красотою.
Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла.
С улицы он показался мне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно.
Цыганок сел верхом на спину дяди Михаила, а мастер Григорий Иванович, плешивый, бородатый человек в темных очках, спокойно связывал руки дяди полотенцем.
Дед засек меня до потери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на широкой жаркой постели в маленькой комнате.
Очень хотелось ударить его ногой, но было больно пошевелиться.
Посещение деда широко открыло дверь для всех, и с утра до вечера кто-нибудь сидел у постели, всячески стараясь позабавить меня.
Они были неистощимы в таких выдумках, но мастер всё сносил молча.
