Причастные обороты выделены жирным шрифтом.
Деепричастные обороты подчеркнуты и выделены жирным шрифтом.
Татья́на Никола́евна Са́вичева — школьница, ставшая с начала блокады Ленинграда вести дневник в записной книжке.
Этот дневник одиннадцатилетней школьницы Тани Савичевой стал одним из самых страшных свидетельств ужасов войны. Эти записи девочка вела во время блокады Ленинграда в 1941 году, унесшей из жизни ее близких. Всего девять страниц, на которых Таня немногословно сообщает о гибели родных людей, стали настоящей летописью смерти. Дневник Тани Савичевой, предъявленный на Нюрнбергском процессе, стал доказательством преступлений фашизма. Девочка пережила блокаду, но так и не узнала о долгожданной Победе 9 мая 1945 года, умерла в эвакуации.
Таня с мамой, бабушкой, братьями и сестрами жили в Ленинграде в одном доме с родственниками на 2-й линии Васильевского острова. В июне 1941 г. они собирались съездить в гости к знакомым в Дворищи, но задержались из-за дня рождения бабушки. А утром 22 июня, поздравляя её, они услышали по радио объявление о начале войны.
Первые месяцы все члены семьи оказывали посильную армии: сестры рыли окопы и сдавали кровь для раненных, гасили «зажигалки», мама Тани Мария Игнатьевна шила форму для солдат.
8 сентября 1941 г. началась блокада Ленинграда. Осень и зима были очень тяжёлыми. По плану Гитлера Ленинград следовало стереть с лица земли, задушив его голодом.
Однажды после работы не вернулась домой сестра Тани - Нина. В этот день были сильные обстрелы, и её посчитали погибшей. У Нины была записная книжка, содержащая алфавит для записи номеров телефонов. Именно в ней начиная с декабря 1941 года Таня и начала делать свои записи.
Значит, в той стороне, откуда был ветер, кто-то работал над сухим деревом.
Я пошёл на ветер по этой белой дорожке опилок и скоро увидел, что это две самые маленькие синицы, гайки - сизые, с чёрными полосками на белых пухленьких щёчках, - работали носами по сухому дереву и добывали себе насекомых в гнилой древесине. Работа шла так бойко, что птички на моих глазах всё глубже и глубже уходили в дерево.
Я терпеливо смотрел на них в бинокль, пока наконец от одной гаечки на виду остался лишь хвостик. Тогда я тихонечко зашёл с другой стороны, подкрался и то место, где торчит хвостик, покрыл ладонью. Птичка в дупле не сделала ни одного движения и сразу как будто умерла. Я принял ладонь, потрогал пальцем хвостик - лежит, не шевелится; погладил пальцем вдоль спинки - лежит, как убитая. А другая гаечка сидела на ветке в двух-трёх шагах и попискивала. Можно было догадаться, что она убеждала подругу лежать как можно смирнее.
- Ты, - говорила она, - лежи и молчи, а я буду около него пищать: он погонится за мной, я полечу, и ты тогда не зевай.
Я не стал мучить птичку, отошёл в сторону и наблюдал, что будет дальше. Мне пришлось стоять довольно долго, потому что свободная гайка видела меня и предупреждала пленную.