Я хотела бы рассказать о своей любимой книге «Робинзон Крузо». Эта книга написана очень давно – более двухсот лет назад. Сочинил её английский писатель Даниэль Дефо. Книга стала знаменита на весь мир. Было много книг , которые при своём появлении имели оглушающий успех, но потом теряли свою славу и забывались читателями. А книга о Робинзоне жива и по сей день, её читают с тем же волнением, с каким читали наши деды и прадеды.
Обычный англичанин, на свой страх и риск, занявшийся торговлей с заморскими странами, обогащается и становится плантатором, а затем попадает на остров Отчаяния, где проводить 27 долгих лет. Особенно привлекательно в Робинзоне то, что он труженик, человек неистощимой энергии. Стоило Робинзону хоть на миг опустить свои неутомимые руки, отказаться от ежеминутной борьбы с грозными силами природы, и пустынны остров, куда его забросила буря, стал бы его могилой. Но Робинзон трудолюбив и настойчив, он не отступает ни перед какими препятствиями и в конце концов добивается всего, чего хочет.
Тяжела работа, которую ему приходилось делать. Герой отдаёт этой работе все силы и так пылко увлекается ею, что увлекает и читателя. Робинзон с первых же дней своего пребывания на острове сажает леса, приручает животных; бесплодный пустырь превращается им в колосистое поле.
Повествование ведется от первого лица. Этот приём приобретает здесь явное просветительское звучание: описывая свои приключения, Робинзон одновременно анализирует своё поведение, рассказывает, какие чувства владели им в той или иной ситуации и как разум ему справиться с отчаянием, страхом или яростью.
Во второй части романа («Дальнейшие приключения Робинзона Крузо») герой возвращается на свой остров и убеждается в том, что заложенные им принципы существования колонии обрести счастье оставшимся на острове бившим пиратам и туземцам.
Роман Д. Дефо имел ещё и третью часть, которая сейчас почти не издаётся даже на родине писателя, в Англии. Она называется «Серьёзные размышления Робинзона Крузо». В неё вошли размышления о жизни, религии, обязанностях человека. Старый, мудрый Робинзон делится своими мыслями с читателем. Книга эта не издаётся не потому, что многие идеи Дефо устарели, и не потому, что это уже не роман, а скорее философско-нравоучительный трактат; нет, дело в том, что всё, о чем говорит Робинзон, было наглядно показано в первых двух частях романа.
«Робинзон Крузо» - это книга, воплотившая просветительскую веру в силу человека, и эта вера воодушевляет современных читателей так же, как она воодушевляла читателей XVIII века.
Онегин был готов со мною Увидеть чуждые страны, Но скоро были мы судьбою На долгой срок разведены. Евгений Онегин
В него стреляли, но стрелы не могли пронзить его тела, закрытого невидимым покровом высшей кары. Старуха Изергиль
спп
Когда же юности мятежной Пришла Евгению пора, Пора надежд и грусти нежной, Monsieur прогнали со двора. Евгений Онегин.
Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца. Герой нашего времени.
сбп
Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты. Герой нашего времени.
Слышим мы: ходит, доски под ним так и гнутся, так и трещат; вот он через наши головы; вода вдруг по колесу как зашумит, зашумит; застучит, застучит колесо, завертится. Бежин луг
БСП: Пахла шелковая шаль далекими неведомыми запахами, радужные узоры ее питали бабью зависть. Шел с ней за арбой с имуществом по хутору — высыпали на улицу все, от мала до велика. ССП: Пленная турчанка сторонилась родных Прокофия, и старик Мелехов вскоре отделил сына. Прокофий кинулся в дом, но в сенцах его догнали. СПП: Ребятишки, пасшие за прогоном телят, рассказывали, будто видели они, как Прокофий вечерами, когда вянут зори, на руках носил жену до Татарского, ажник, кургана. Решилось все после того, как самая отчаянная из баб, жалмерка Мавра, сбегала к Прокофию будто бы за свежей накваской. С разными видами связи: Прокофий обстроился скоро: плотники срубили курень, сам пригородил базы для скотины и к осени увел на новое хозяйство сгорбленную иноземку-жену. Казаки сдержанно посмеивались в бороды, голосисто перекликались бабы, орда немытых казачат улюлюкала Прокофию вслед, но он, распахнув чекмень, шел медленно, как по пахотной борозде, сжимал в черной ладони хрупкую кисть жениной руки, непокорно нес белесо-чубатую голову, — лишь под скулами у него пухли и катались желваки да промеж каменных, по всегдашней неподвижности, бровей проступил пот.
