Полевая мышка, /найдя приют в брошенном доме/, как цирковой канатоходец, несколько раз весело пробежала по проволоке, которая осталась на окне от занавесей./Неистово работая топором/, /забыв впервые о больном сердце/, он думал: главное — отколотить доски, открыть двери, распахнуть окна, чтобы дом зажил своей постоянной жизнью.Ленка неслась по узким, причудливо горбатым улочкам городка, /ничего не замечая на своем пути/.Она и в самом деле была готова на какой-нибудь отчаянный поступок,/ не щадя себя/. Армия Кутузова тогда пересекла его вереницей солдат и беженцев, повозок, лошадей, легкой и тяжелой артиллерии со всевозможными мортирами и гаубицами, с запасными лафетами и полевыми кузницами, /превратив и без того худые местные дороги в сплошное месиво/.Николай Николаевич закончил работу, оглянулся и увидел, что позади него, /скорбно сложив на груди руки/, стояло несколько женщин, обсуждающих его, прикидывая, кто бы из Бессольцевых мог это быть. /Перехватив его взгляд/, женщины заулыбались, /сгорая от любопытства и желания поговорить с ним/, но он молча кивнул всем, взял чемоданчик и скрылся в дверях. Многочисленные пауки и паучки, /не обращая на него внимания/, продолжали свою кропотливую искусную работу.Тогда он заскользил дальше, как на лыжах,/ оставляя длинные следы по всему дому/.Он с большой нежностью подумал о сестре,/ представив себе/, как она снимала картины, прятала их, чтобы сохранить. Даже если уедет в одну из своих экспедиций, где будет искать редчайшие цветы,/ взбираясь высоко в горы и рискуя сорваться в пропасть/, только затем, чтобы посмотреть на едва заметный бледно-голубой цветок на топком стебельке, который растет на самом краю отвесной скалы.Встал, /по-прежнему не ощущая времени/, снова съел щей, звонко рассмеялся,/ ловя себя на мысли/, что узнаёт в интонациях своего смеха смех отца, и снова почему-то лег спать…И всегда почему-то ночью, /зажигая свет во всех комнатах/.Он вечно бродил по городку один, в неизменной кепке, которую носил, /низко сдвинув на лоб/, и в потертом пальто с большими аккуратными заплатками на локтях.Ее шофер Петька, молодой нахальный парень,/ открыв дверцу кабины и свесив наружу ноги в громадных болотных сапогах/, курил «Беломор» в ожидании частных просителей, которым надо было что-то подбросить из магазина домой.
Взломав лед, бешено взыграли степные речки, и дороги стали почти совсем непроездны. Пара сытых лошадей, в струну натягивая постромки, еле тащила тяжелую бричку. Шофер пригнал из хутора машину, подошел к лодке и сказал, берясь за весло: — Если это проклятое корыто не развалится на воде, — часа через два приедем, раньше не ждите. Я присел на него, хотел закурить, но, сунув руку в правый карман ватной стеганки, к великому огорчению, обнаружил, что пачка «Беломора» совершенно размокла. Теперь, горько досадуя на свою оплошность, я бережно извлек из кармана раскисшую пачку. Хорошо было сидеть на плетне вот так, одному, целиком покорясь тишине и одиночеству, и, сняв с головы старую солдатскую ушанку, сушить на ветерке мокрые после тяжелой гребли волосы. Высокий, сутуловатый мужчина, подойдя вплотную, сказал приглушенным баском: — Здорово, браток! Чуть-чуть улыбаясь, мальчик смело протянул мне розовую холодную ручонку. Сняв со спины тощий вещевой мешок, устало присаживаясь рядом со мною, отец сказал: — Беда мне с этим пассажиром! Выломав из плетня сухую искривленную хворостинку, он с минуту молча водил ею по песку.
Газета,журнал. Это же просто!