По лингвистической традиции на фоне нейтральной лексики выделяется лексика: 1) книжно-письменной и 2) устно-разговорной речи. В словарях первая отмечается пометой «книжное», вторая — «разговорное».
Книжной лексикой называются такие слова, которые употребительны исключительно или преимущественно в письменно-книжной сфере; введение их в разговорную речь придает ей оттенок книжности. Собственно, все разряды слов с функционально-стилистической окраской, приведенные в предыдущем разделе, включаются в книжную лексику, хотя последняя отмеченными рядами слов не ограничивается. В книжной лексике имеется пласт слов с окраской «книжное» и пласты слов с двойной окраской: «книжное и официально-деловое», «книжное и научное», «книжное и публицистическое», «книжное и поэтическое». В то же время книжная лексика может обладать и различными видами экспрессивно-эмоциональной окраски.
Примеры книжной лексики: аналогия, аномальный, антипод, апологет, апофеоз, априори, аспект, ассоциация, вандализм, вассал, вариация, вотум, гонение, государственность, дезориентация, деквалификация, декларативный, единомыслие, ибо, изоляция, импульс, квинтэссенция и др. Отчасти этот разряд слов близок лексике общенаучной, отчасти — общеупотребительной.
Разговорная лексика — это такие слова, которые, являясь литературными, придают речи разговорный характер. Будучи введенными в книжно-письменную речь, они нарушают единство стиля. Примеры: ахнуть, балагурить, баламутить, вдогонку, вдребезги, вертлявый, воркотня, вразвалку, всплакнуть, вырядиться, головотяп, гуляка, дешевка, ехидный, жадничать, заминка, молокосос, напроказить, нарасхват, нежничать, обляпать, прихворнуть, протолкаться и др.
Различие стилистической окраски у лексики книжной и разговорной ярче ощутимо при сравнении синонимов (там, где они имеются) и на фоне нейтральной лексики. Ср.:
Лексика разговорной стилевой окраски (свойственная в то же время преимущественно устной форме бытовой сферы общения) соотносительна с разговорно-обиходным функциональным стилем и обладает его окраской.
1) Лес (подлежащее, сущ.) – наше богатство(сказуемое, сущ).
Лес (подлежащее, сущ.) — наше сказуемое, сущ.) от засух и суховеев, наш целитель(сказуемое, сущ.) и лучший наряд (сказуемое, сущ.) нашей земли.
2) Дятлы (подлежащее, сущ.) – потомственные плотники (сказуемое, сущ.) . Обед (подлежащее, сущ.) дятла – вредители (сказуемое, сущ.) леса. 3) Голубика (подлежащее, сущ.) — это витамины(сказуемое, сущ.) и полезные соки (сказуемое, сущ.).
4) Семена (подлежащее, сущ.) деревьев – великие путешественники (сказуемое, сущ.).
5) Хлеб (подлежащее, сущ.) – всему голова(сказуемое, сущ.) .
6) Поговорка (подлежащее, сущ.) — цветочек (сказуемое, сущ.) , пословица (подлежащее, сущ.) — ягодка (сказуемое, сущ.).
«Люцерн» написан во время первого заграничного путешествия Толстого в Западную Европу под сильным впечатлением от события, происшедшего в лучшей гостинице швейцарского города Люцерн. По утверждению Н. Н. Гусева, «очерк “Люцерн” был написан в три дня и в дальнейшем не подвергался существенной переработке. С такой быстротой писались Толстым до того времени только самые задушевные его произведения – “Записки маркера” и “Севастополь в мае”»*.
Толстой писал по свежим следам происшествия, свидетелем и участником которого он был. Об этом есть запись в тот же день, 7 июля, в его Дневнике: «Это меня взорвало – я их обругал и взволновался ужасно» (Т. 47, с. 140-141).
«“Люцерн” приближается к дневнику и занимает особое место среди произведений этого периода», – справедливо замечает в комментариях современный исследователь В. Я. Линков**. – В рассказе отразилось не только становление мировоззрения писателя, но и обоснование его позиции».
Сначала Толстой выбрал для своего очерка форму письма из-за границы, причем воображаемым адресатом был его постоянный корреспондент В. П. Боткин. Затем форма была изменена; очерк был начат в форме дневника князя Нехлюдова – героя первых произведений Толстого: «Отрочества», «Юности», «Записок маркера» и «Утра помещика». Рассказ «Люцерн» автобиографичен: трудно проводить линию разграничения между автором и героем.
В «Люцерне» переплетается художественность изображения и авторская публицистичность. Отчетливо проявилась позиция, точка зрения автора-повествователя на поразившее его событие. Здесь прозвучал голос Толстого – писателя и публициста, для которого частный факт приобретает значение общего и становится фактом общественной жизни. Это определяет художественно-публицистический пафос «Люцерна». В этом раннем произведении явно присутствует поздний Толстой, автор публицистических статей, обращений, воззваний последних трех десятилетий.
Толстой придавал большое значение своему произведению, утверждая, что «событие, происшедшее в Люцерне 7 июля, мне кажется совершенно ново, странно и относится не к вечным дурным сторонам человеческой природы, но к известной эпохе развития общества. Это факт не для истории деяний людских, но для истории прогресса и цивилизации». И в Дневнике 11 июля им сделана важная запись: «Надо быть смелым, а то ничего не скажешь, кроме грациозного, а мне много нужно сказать нового и дельного».