Шины тяжелых грузовых автомобилей и шасси самолетов делают очень широкими по сравнению с легковыми. Все знают, что вездеход может проехать по практически любой местности, часто недоступной для человека. А достигается это во многом именно благодаря применению гусениц, во много раз увеличивающих площадь соприкосновения с Землей. Для увеличения проходимости луно- и марсоходов увеличивается количество и площадь поверхности их колес.
С другой стороны, часто встречаются ситуации, когда нам, наоборот, необходимо увеличить давление, не увеличивая в разы применяемую силу. Например, чтобы вдавить в дерево канцелярскую кнопку, нам не нужен молоток и другие методы силового воздействия. Достаточно надавить пальцем. Это достигается уменьшением площади соприкасающихся поверхностей или, если по-простому, то кнопка имеет очень тонкое острие. С той же целью максимально затачивают ножи, ножницы, пилы, иглы, резцы и прочие инструменты. Острые края имеют маленькую площадь соприкосновения с обрабатываемой поверхностью, благодаря чему малой силой воздействия создается значительное давление, и работа с такими инструментами становится заметно легче. С той же целью остро отточены когти, клыки и шипы в дикой природе. Это колющие либо режущие при с которых облегчают себе жизнь братья наши меньшие.
«Музыка обернулась Лирикой», — писала Цветаева, с благодарностью вспоминая музыкальные вечера в родительском доме, игру матери на рояле, ее пение под гитару удивительных по красоте романсов.
Стихотворения Цветаевой, напоминающие маленькие музыкальные пьесы, завораживают потоком гибких, постоянно меняющихся ритмов. Интонационный строй передает всю сложную, порой трагическую гамму чувств поэтессы. Ранняя Цветаева тяготеет к традиционно-классическому стиху:
Цыганская страсть разлуки!
Чуть встретишь — уж рвешься прочь.
Я лоб уронила в руки
И думаю, глядя в ночь:
Никто, в наших письмах роясь,
Не понял до глубины,
Как мы вероломны.
То есть — Как сами себе верны»
Зрелая Цветаева — это пульсирующий, внезапно обрывающийся ритм, отрывистые фразы, буквально телеграфная лаконичность, отказ от традиционной ритмомелодики. «Я не верю стихам, которые льются, — писала поэтесса в этот период. — Рвутся — Да!». Выбор такой поэтической формы был обусловлен глубокими переживаниями, тревогой, переполнявшей ее душу. Звуковые повторы, неожиданная рифма, порой неточная передаче музыкальной информации.
Площадка. — И шпалы. — И крайний куст
В руке. — Отпускаю. — Поздно
Держаться. — Шпалы. — От стольких уст
Устала. — Гляжу на звезды.
Так через радугу всех планет
Пропавши! — считал-то кто их?
— Гляжу и вижу одно: конец,
Раскаиваться не стоит.