Данный этюд - это одно из наиболее фаворитных творений музыкальной литературы, музыкальный знак Польши.
И по эпизоду сотворения, и поэтому названию, которое же закрепилось за ним с руки Листа Ференца действительно этот этюд "Революционный".
В 1829 г. Шопен для себя завел личный альбом, в который он собирался собирать автографы собственных приятелей. Так сложилось, собственно альбом данный стал сразу и собранием его личных записей. На 1 его страничке было прописано: "В Варшаве 1829 г. альбом Фр. Шопена". Альбом был маленьким - нумерованных страничек в нем было 24. С 14 - 20 странички занимают записи, изготовленные Шопеном в маленький период его присутствия в Штутгарте в сентябре 1831 года. Данные записи возымели под названием "Штутгартский дневник". Мы вскоре перелистаем данные страницы. Однако с начало - несколько слов об том, что почему я молвлю именно об этом же альбоме, как об никогда существовавшем, т.е. в времени
При жизни альбом Шопена постоянно располагался при нем. После погибели композитора он, в конечном итоге, возвратился в Варшаву, где- то до 1939 г. сберегался в Государственной библиотеке. В последствии, когда захватили Варшаву немецкие войска перевезли альбом в библиотеку Красиньских, там же тот в 1944 г. сгорел совместно с иными шопеновскими записями, которые там же сберегались. К превеликой радости, сохранился альбом, в виде фотокопии. Сейчас же она считается первоисточником.
Штутгартский ежедневник - совсем неповторимый монумент литературного наследства композитора. Ни до, ни в последствии данных записей, композитор так не высказывал свое мнение. Данные записи возникли в альбоме тогда, как скоро Шопен вызнал о угнетении российским королевским правительством Польского восстания и захвата Варшавы. В тех случаях, в Штутгарте, будущий композитор ничего не мог знать о доле собственных членов семьи. Исключительно в Париже композитору стало понятно, собственно его семья и приятели не получили травмы при взятии Варшавы. Вот только немного строчек, отражающих уныние Шопена
Отец, Мама, малыши. Все то, собственно мне роднее всего, где вы? - Может быть, мертвецы? - Может быть, москаль подшутил нужно мной! - Подожди! - Жди... А слезы? - Издавна теснее не лились? - Откуда данное? - Так как мной давным-давно завладела бесслезная скорбь".
Опосля 8 сентября, как скоро Шопен вызнал о захвате Варшавы: "Я написал странички, ничего не понимая про то, собственно неприятель в жилище. Предместья разгромлено - сожгли (...) О господи, и ты тут присутствуешь! - Присутствуешь не мстишь! Либо для тебя недостаточно столичных преступлений - либо – либо ты ж сам москаль! О, папа, такая отрада твоей старости! - Мать, мученица, теплая мама, ты протянула дочь, чтоб узреть, как москаль по ее костям ворвется мучать вас".
Этот этюд запоминающий,мелодичный,яркий. Присутствует национальный характер этюда, а также он имеет своё настроение. Шопен передает дух революционной борьбы.
Если сравнить «Сказку о царе Салтане...» А. С. Пушкина и «Спящую царевну» В. Жуковского, то можно отметить, что в них есть что-то схожее: обе сказки написаны поэтическим языком, в обеих есть красочные эпитеты, в обеих есть чёткое разделение героев на положительных и отрицательных. В обеих сказках есть злодеяние, которое успешно преодолевается добрыми героями. Добро, конечно же, побеждает зло. Но есть и отличия. У А. С. Пушкина в «Сказке о царе Салтане...» есть примеры волшебного превращения человека в насекомое и наоборот — птицы (Лебедя) — в человека. У В. Жуковского в «Спящей царевне» люди ни в кого не превращаются, а лишь по воле колдовства переходят из состояния бодрствования в состояние сна и наоборот. Если в «Сказке о царе Салтане...» А. С. Пушкина злые персонажи (ткачиха, повариха, сватья баба Бабариха) могут какое-то время сосуществовать с добрыми (царь Салтан), то у В. Жуковского в «Спящей царевне» такого нет: неприглашённая злая колдунья после своего ворчания сразу же уходит с пира.
Во-первых, сказку «Спящая царевна» делает русской имена и титулы героев — царь Матвей, царица, царевна, царский сын. В своей сказке при описании внешнего вида героев Василий Жуковский использует исконно русские слова: ланиты, чело, очи, стан, уста. В «Спящей царевне» есть и русские народные детали быта: это и одежда царевны — сарафан, и комнаты в царском доме — горница, покой. И, наконец, эту сказку делает русской концовка, напоминающая финал «Сказки о царе Салтане...» А. С. Пушкина: «...пир, и я там был и вино на свадьбе пил... ».
Объяснение:
Данный этюд - это одно из наиболее фаворитных творений музыкальной литературы, музыкальный знак Польши.
И по эпизоду сотворения, и поэтому названию, которое же закрепилось за ним с руки Листа Ференца действительно этот этюд "Революционный".
В 1829 г. Шопен для себя завел личный альбом, в который он собирался собирать автографы собственных приятелей. Так сложилось, собственно альбом данный стал сразу и собранием его личных записей. На 1 его страничке было прописано: "В Варшаве 1829 г. альбом Фр. Шопена". Альбом был маленьким - нумерованных страничек в нем было 24. С 14 - 20 странички занимают записи, изготовленные Шопеном в маленький период его присутствия в Штутгарте в сентябре 1831 года. Данные записи возымели под названием "Штутгартский дневник". Мы вскоре перелистаем данные страницы. Однако с начало - несколько слов об том, что почему я молвлю именно об этом же альбоме, как об никогда существовавшем, т.е. в времени
При жизни альбом Шопена постоянно располагался при нем. После погибели композитора он, в конечном итоге, возвратился в Варшаву, где- то до 1939 г. сберегался в Государственной библиотеке. В последствии, когда захватили Варшаву немецкие войска перевезли альбом в библиотеку Красиньских, там же тот в 1944 г. сгорел совместно с иными шопеновскими записями, которые там же сберегались. К превеликой радости, сохранился альбом, в виде фотокопии. Сейчас же она считается первоисточником.
Штутгартский ежедневник - совсем неповторимый монумент литературного наследства композитора. Ни до, ни в последствии данных записей, композитор так не высказывал свое мнение. Данные записи возникли в альбоме тогда, как скоро Шопен вызнал о угнетении российским королевским правительством Польского восстания и захвата Варшавы. В тех случаях, в Штутгарте, будущий композитор ничего не мог знать о доле собственных членов семьи. Исключительно в Париже композитору стало понятно, собственно его семья и приятели не получили травмы при взятии Варшавы. Вот только немного строчек, отражающих уныние Шопена
Отец, Мама, малыши. Все то, собственно мне роднее всего, где вы? - Может быть, мертвецы? - Может быть, москаль подшутил нужно мной! - Подожди! - Жди... А слезы? - Издавна теснее не лились? - Откуда данное? - Так как мной давным-давно завладела бесслезная скорбь".
Опосля 8 сентября, как скоро Шопен вызнал о захвате Варшавы: "Я написал странички, ничего не понимая про то, собственно неприятель в жилище. Предместья разгромлено - сожгли (...) О господи, и ты тут присутствуешь! - Присутствуешь не мстишь! Либо для тебя недостаточно столичных преступлений - либо – либо ты ж сам москаль! О, папа, такая отрада твоей старости! - Мать, мученица, теплая мама, ты протянула дочь, чтоб узреть, как москаль по ее костям ворвется мучать вас".