Грузины, так же как и поляки, представляли собой в Российской империи тип «старой», дворянской нации. Однако она была более интегрирована в российскую политическую и социальную систему. К началу XX в. происходил явный экономический упадок грузинского дворянства, а экономическое и политическое влияние в городах, прежде всего в Тифлисе, получала армянская буржуазия. Это привело к парадоксальному явлению в грузинском национальном движении, которое с 60-х гг. XIX в. вступило в фазу интенсивной национальной и социальной мобилизации. Наиболее сильные позиции имели здесь социал-демократы. При этом грузинские социал-демократы не создали собственных национальных партий, а влились в российское социал-демократическое движение, нередко занимая в нем видные позиции (Н. Жордания, И. Джугашвили и др.). Таким образом, задачи национального освобождения Грузии отодвигались на второй план. Очевидно, марксизм представлялся деятелям грузинского национального движения более действенным оружием в борьбе против главных противников — армянской буржуазии и российской администрации.
Другой христианский народ Закавказья — армяне значительно отличались от грузин: у них сохранилась лишь незначительная дворянская прослойка, а их элиту составляло богатое городское купечество и духовенство. К тому же значительное влияние на национальное движение этого народа оказывало то обстоятельство, что большинство армян проживало не в российской Армении, а в других частях Закавказья, в Османской империи и в виде общин-диаспор было рассеяно во многих странах мира.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как "полночных стран краса и диво". Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме "Медный всадник", написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для "маленького человека". Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего "на брегах Невы", восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу "дум великих полн". Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника " медь" говорит о многом. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для "государственного всадника".В отличие от него Евгения — живого человека. Он — полная противоположность Петру . Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он "не помнит родства", хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:"Ну что ж, я молод и здоров,Трудиться день и ночь готов,Уж кое-как себе устрою Приют смиренный и простой И в нем Парашу успокою…".Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как "полночных стран краса и диво". Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме "Медный всадник", написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для "маленького человека". Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего "на брегах Невы", восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу "дум великих полн". Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника " медь" говорит о многом. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для "государственного всадника".В отличие от него Евгения — живого человека. Он — полная противоположность Петру . Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он "не помнит родства", хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:"Ну что ж, я молод и здоров,Трудиться день и ночь готов,Уж кое-как себе устрою Приют смиренный и простой И в нем Парашу успокою…".Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное
Другой христианский народ Закавказья — армяне значительно отличались от грузин: у них сохранилась лишь незначительная дворянская прослойка, а их элиту составляло богатое городское купечество и духовенство. К тому же значительное влияние на национальное движение этого народа оказывало то обстоятельство, что большинство армян проживало не в российской Армении, а в других частях Закавказья, в Османской империи и в виде общин-диаспор было рассеяно во многих странах мира.