После объединения страны началось ускоренное развитие капитализма в Италии. Завершился процесс создания общенационального рынка. Закладывались основы крупной промышленности. Именно в эти годы стал усугубляться разрыв между промышленным Севером и сельскохозяйственным Югом страны. Это, в свою очередь, привело к массовой эмиграции населения из южных районов Италии в северные, а также за рубежи страны: в Северную Африку, Южную Америку, США. Подробнее об этом см. в разделе «Итальянцы за границей».
Реформы, проводимые постоянно сменявшими друг друга правительствами (за тридцать лет сменилось двенадцать кабинетов), носили половинчатый характер и не решали проблем, стоявших перед государством. В 1878 году умершего Виктора Эммануила II на троне сменил его сын король Умберто I (1844—1900). В области внешней политики итальянское правительство вело весьма агрессивный курс, Италия вступила в борьбу с Францией за территории в Северной Африке. В 1888-1890 годах был установлен протекторат Италии над частью Сомали и Абиссинии (Эфиопии) в Восточной Африке. Однако итало-абиссинская война 1895-1896 годов завершилась полным разгромом Италии. Эта война усилила и без того тяжелое экономическое положение страны и привела к росту недовольства в самых широких кругах итальянского общества. XIX век, один из самых трудных в истории Италии, закончился во многом символично — 29 июля 1900 года в Монце (близ Милана) король Италии Умберто I был убит анархистом Гаэтано Бреши.
Королевский трон занял сын Умберто I — Виктор Эммануил III (1869-1947).
— во-первых, научные революции связаны с перестройкой основных научных традиций,
— а, во-вторых, они, как правило, затрагивают мировоззренческие и методологические основания науки, изменяя нередко сам стиль мышления.
В этом плане, научные революции могут по своей значимости выходить далеко за рамки той конкретной области, где они произошли. Можно поэтому говорить о частнонаучных и общенаучных революциях, а в последнем случае — о специальнонаучных и общенаучных аспектах одной и той же революции. Мы выделим и рассмотрим три вида научных революций, которые нередко тесно друг с другом связаны:построение новых фундаментальных теорий внедрение новых методов исследования открытие новых «миров».Построение новых фундаментальных теорий — это наиболее известный тип научных революций.Давно принято говорить о революции, совершенной Н.Коперником, или о ньютонианской революции.Именно со сменой фундаментальных теоретических концепций связывает свое представление о революциях Т.Кун. И с этим нельзя не согласиться, ибо и теория относительности Эйнштейна, и квантовая механика знаменуют собой кардинальные сдвиги в нашем познании мира. При анализе перечисленных выше теоретических революций бросаются в глаза две основных особенности, которые мы уже отмечали для революций вообще.
— Речь идет о центральных для той или иной области теоретических концепциях, определяющих в данный период лицо науки.
— Революция касается не только специально-научных представлений, но затрагивает мировоззренческие и методологические проблемы. Возникновение квантовой механики — это яркий пример общенаучной революции, ибо ее значение выходит далеко за пределы физики. Возьмем, к примеру, гуманитарные науки. Крупнейших наших отечественных гуманитариев М.М.Бахтина: «Экспериментатор составляет часть экспериментальной системы (в микрофизике). Можно сказать, что и понимающий составляет часть понимаемого высказывания, текста (точнее, высказываний, их диалога, входит в него как новый участник)».На уровне аналогий или метафор они проникли и в гуманитарное мышление.Глубину воздействия квантовой механики на наше мировосприятие трудно переоценить. Человечество уже много тысячелетий практически или теоретически придерживается принципов элементаризма. «Квантовая механика в принципе отрицает возможность описания мира путем деления его на части с полным описанием каждой отдельной части — именно эту процедуру часто считают неотъемлемой характеристикой научного прогресса».
«Любое биологическое исследование оказывается оправданным лишь в том случае, если оно имеет более близкий или более далекий, но обязательно эволюционный «выход»».Нельзя не остановиться на методологическом воздействии теории Дарвина, которая не только решительным образом повернула мышление большинства ученых в сторону эволюционизма, но и породила немало своих «близнецов» в других областях знания.Примером может служить лингвистика.«Законы, установленные Дарвином для видов животных и растений, — писал в 1869 г. выдающийся лингвист А.Шлейхер, — применимы, по крайней мере в главных чертах своих, и к организации языков».«Виды одного рода, — пишет А.Шлейхер, — у нас называются языками какого-либо племени; подвиды — у нас диалекты или наречия известного языка; разновидностям соответствуют местные говоры или второстепенные наречия; наконец, отдельным особям — образ выражения отдельных людей, говорящих на известных языках».В рамках своей области теория Дэвиса имела далеко не только специальное, но и большое методологическое значение, ибо воспринималась как выступление против эмпиризма тогдашней географии.«Построение новых теорий — это наиболее известный тип революции. Но существуют и другие принципиальные сдвиги в науке, не менее значимые и по своим специальнонаучным, и по своим мировоззренческим последствиям.
Новые методы, как отмечают сами ученые, часто приводят к далеко идущим последствиям: и к смене проблем, и к смене стандартов научной работы, и к появлению новых областей знания.Изобретение микроскопа и распространение его в XVII в. с самого начала будоражило воображение современников. Хотя приборы были очень несовершенны, это было окно для наблюдения живой природы, которое позволило первым великим микро-скопистам — Р.Гуку, Н.Грю, А. ван Левенгуку, М.Мальпиги — сделать их бессмертные открытия.Он дает выразительный портрет психологического состояния Роберта Гука, охваченного ажиотажем новых исследований: «Нужно только представить себе человека умного, образованного, любознательного и темпераментного во всеоружии первого микроскопа, т.е. инструмента, которым почти никто до него не пользовался и который дает возможность открыть совершенно новый, никем до того не виданный и никому не ведомый мир; нужно только перевоплотиться в такого человека, чтобы не только представить себе ясно, но и почувствовать и настроение Гука, и торопливую пестроту его наблюдений.