Меттерних полагал, что объединение и возрождение Германской империи невозможно, и считал более предпочтительным создание слабой федеральной власти, так как в этом случае он имел больше шансов для лавирования и усиления влияния Австрии в немецких государствах. В результате длительных переговоров, обсуждений, согласований был подготовлен проект устройства Германии, представленный на рассмотрение германского комитета совместно Австрией и Пруссией и получивший одобрение России.
8 июня 1815 г. был подписан акт Германского союза (Союзный акт). Параграфы этого постановления касались главным образом двух вещей: перераспределения территории Германии между разными немецкими государствами и формы правления. Вернуться к форме империи не пожелали ни Австрия, ни Пруссия, ни средние немецкие государства. Было решено, что Германия будет представлять собой союз государств под названием Германский союз (Deutscher Bund). Цель этого союза – поддержание внутренней и внешней безопасности (ст. 2 Союзного акта), независимости и неприкосновенности отдельных немецких государств. Единым общим органом Союза стал – Союзный сейм (Bundestag), заседавший во Франкфурте на Майне. Ни союзного суда, ни общего дипломатического представительства, как в империи, теперь не было. Между государствами, входившими в Союз, не существовало никакой органической связи: каждое государство было абсолютно самостоятельно.
В Германском союзе устанавливалось равенство всех христианских исповеданий. Подданным одного немецкого государства дозволялось приобретать недвижимость, поступать на военную и гражданскую службу в другом и даже менять подданство в рамках Союза. Среди обещаний – разработка закона о печати, которое так и не было выполнено.
Откуда-то сверху послышался крик сокола. «Хороший знак. Вертрагна на нашей стороне» - промелькнуло в голове. Я чувствовал, что все мои товарищи преисполнены этой мыслью. Несмотря на чудовищное пекло, все сильнее накалявшее щиты, жажду и рой докучливых мух, носившихся в этом мареве, мы были в превосходном расположении духа, отпускали шутки по поводу эллинов и их странного выговора, наслаждаясь временем перед выигрышной битвой, когда прозвучал сигнал тревоги. Веселые голоса мгновенно стихли и наступило время военной выучки. Все, включая меня, бросились к оружию. Медлить было нельзя, ведь сигнал значил одно: греки оказались не так глупы и напали первыми. Из-за внезапного сигнала нам потребовалось немало времени, чтобы построиться в правильном порядке. Мое место было в авангарде посреди других лучников, поэтому я потратил много сил, пробираясь через мешанину снующих туда-сюда воинов и кричащих командиров. И как оказалось спешка была совершенно не напрасной. Всего лишь через треть оборота солнца по небосклону на горизонте возникло войско противника. Я на глаз определил, что их было, по крайней мере, в два-три раза меньше, чем нас. Эта весть значительно приободрила нас. Даже Спарта не пришла поддержать их, а следовательно они окончательно лишились даже малейшего шанса.
Выждав еще немного, мы натянули тетиву луков и ждали приказа. Сосредоточившись на прицеле, я вдруг понял, что что-то не так. Эллины двигались гораздо быстрее, чем мы рассчитывали как лучники. Первая туча стрел лишь ненадолго их замедлила, но уж никак не остановила. Вторая волна также оказалась бесполезной. И третья. Они бежали, не сбавляя темпа. В мою душу закрался страх. Страх смерти. Все успели еще сделать по четыре выстрела, как пришлось браться за копья. С боевым кличем мы устремились вперед на эллинов. Битва поглотила меня. Безумная пляска. Когда твоя единственная цель – выжить, не задумываешься о таких мелочах, как честность и благородство. Была возможность – бил в спину. И не я один. Умирали слева и справа. Хрипы и стоны. Сколько убил я – не знаю. Все мелькало слишком быстро. Озлобленные лица с жаждой убийства. Латы, чьи-то руки. Меня самого дважды ранили в левое плечо, поэтому щит качался на уровне коленей, удерживаемый только благодаря частичному онемению руки. Пришлось удвоить атаку правой. Видимо я порядочно потерял крови, потому что в глазах прыгали искры, и в голове помутилось. Вспомнив лицо своей жены, я постарался взять себя в руки и не терять сознания. Надо было держаться до победного. Боевые кони ржали, как бешеные всего в десяти шагах от меня, топча пеших воинов. Мысленно поздравив себя с тем, что, будучи счастливцем, не попал под их копыта в самом начале сражения, я с прежним усердием заработал копьем. Пот скатывался по лбу, то и дело застилая взор. Шлем слетел от удара вражеского щита, оставив мне слабый звон в ушах. Ноги несли меня куда-то назад, инстинктивно поддаваясь общему настроению. Тут ко мне пришло осознание: мы отступаем. Наше непобедимое персидское войско отступает! Многие откровенно бежали, бросив оружие. Других добивали по группам. Некоторые еще продолжали стоять, но их были единицы. Единицы из тысяч. Ясно было, что мы проиграли. Как такое произошло? – не укладывалось у меня в голове. Мы же были победителями!
Не помню, как добрался до нашего корабля – единственного безопасного места. Плечо практически не чувствовалось, но рану в итоге перевязали успешно, и рука работала нормально. Щит все-таки остался на поле боя. Хорошо, хоть пальцы при мне.
На общем сборе старик Данай, крепкий, опытный воин лет шестидесяти, хрипло произнес: «Они победили лишь потому, что их стремление защититься от нас, захватчиков, оказалось сильнее. Боги благосклонны к высоким целям». Я навсегда это запомнил