Новые выдвинувшиеся элементы выступают со своими требованиями: они добиваются гражданского равенства и политических прав. С другой стороны, переход K денежному хозяйству сопро-вождался тяжелым экономическим кризисом10. Теперь и крестьянину нужны были деньги, тем более что натуральные повинности переводились часто на деньги и господствовавшая землевладельческая знать становилась все требовательнее. Крестьянин должен был добывать деньги за большие проценты; он разорялся, лишался земли, входил в неоплатные долги, попадал в кабалу: долговое право тогда было сурово и неисправного должника обрекало на рабство. Прибавим в этому, что владычество аристократов, как мы видели, стало тяжелым.
Таковы причины борьбы демоса с аристократией. Это — борьба политическая и социальная, борьба ожесточенная, сопровождавшаяся нередко переворотами, изгнаниями, отобранием имуществ и т. п.
До какого ожесточения доходили боровшиеся партии, показывает эпизод, произошедший в Милете: дети изгнанных аристократов были отведены на ток и там брошены под ноги быков, которые их и растоптали; аристократы, возвратившись, отомстили тем, что осмолили детей демократов и сожгли их. В Мегарах мы видим иные сцены: бедные вторгаются в дома богатых, требуют угощения и в случае отказа пускают в ход силу, а с заимодавцев требуют возвращения уплаченных процентов. Иногда нападали на стада богатых землевладельцев и избивали овец. В местностях, где кризис особенно обострялся, стремления демоса вообще принимали, можно сказать, социал-революционный характер11: раздавались требования передела земли, уничтожения долговых обязательств и т. д.
С настроением и стремлениями общественных классов и партий того времени нас знакомит тогдашняя лирика. Греческая лирика VII и начала VI в. носит часто политический характер, и лирические произведения для той эпохи были тем же, что для нашего времени произведения публицистические и памфлеты. Еще почти в начале рассматриваемого периода, на рубеже VIII и VII вв., мы встречаем симптом пробуждения массы, выражение пессимизма,
Духовный кризис конца XIX— начала XX века поставил вновь вопрос о смысле жизни, как это было на сломе эпох в далекий период эллинизма. Прежние идеалы рухнули, новые либо еще не сложились, либо не получили всеобщего признания. Марксистская идеология рабочего класса видела цель и смысл человеческой жизни в борьбе против частной собственности, в таком изменении мира, при котором класс, производящий все материальные ценности, смог бы владеть ими. Эти взгляды не были чем-то инородным в европейской культуре. Рабочий класс, сложившийся только в начале века, представлял собою реальную силу придти к власти и изменить мир. Не будем вдаваться в анализ того, насколько соответствовала действительности эта идея. Мир уже знал идеи, представлявшиеся в свое время единственно верными, но не получившие подтверждения практикой. XX век пока не дал своего окончательного заключения по этому поводу.
Другая ветвь философских взглядов на человечество и его судьбы была более пессимистической. Экзистенциализм не видел возможности для человека быть понятым в обществе, в его повседневной деятельности. В книге “Человек бунтующий” сравнивает жизнь человека с трудом Сизифа, бессмысленно вкатывающего свой камень на вершину; так же, как и труд Сизифа, жизнь не имеет смысла, и если хоть что-нибудь может быть значимо, то это бунт против бессмыслицы и одиночества, бунт как процесс, ибо все, кроме бунта, абсурдно.
Для экзистенциалистов человек становится во многом страдательной величиной, испытывающей на себе жестокие рамки действительного мира. Карл Ясперс (1883— 1969) рассматривает человека как неповторимую уникальную единицу, как ценность не со стороны его деятельности, а как раз в индивидуальной значимости его внутреннего мира. Для Ясперса важным является философская вера — такой отношения человека к миру, который может быть единственным “противоядием против рационалистических утопий, претендующих на создание рая на земле, но в действительности разрушающих нравственные и культурные традиции и ввергающих в ад братоубийственных войн и взаимного недоверия тех, кто эти утопии пытается реализовать”
Человек XX века во многом является homo politicus — политизированным человеком, ибо от его политической позиции на протяжении века во многом зависят и формы его деятельности, и его умонастроение, а иногда и черты его личности. Политическая борьба в той или иной форме, как в воронку, втягивает целые народы европейского континента и выливается время от времени не только в различные политические противостояния, но и в войны. Две мировые войны во многом были не просто (как в прежние времена передела мира, но и в достаточной мере результатом политических разногласий между государствами и их политическими претензиями друг к другу. Европа XX века буквально наполнена встречными потоками беженцев, уходящих от враждебных им политических режимов. Древний тоталитаризм восточных деспотий в Европе XX века принял наиболее страшную форму — форму фашизма, тем более страшную, что он стоял на плечах технического прогресса и многовекового развития научного знания. Фашизм опошлил многие научные достижения, выхватив из них только то, что подходило для оправдания своих политических амбиций. Используя сведения по психологии, фашизм смог манипулировать сознанием масс; спекулируя на романтической устремленности к национальному своеобразию культуры, он создал националистическую идеологию, утверждавшую приоритет одних народов над другими. Только в последние годы XX века в Европе начала складываться мысль о преодолении национального эгоизма и всеевропейском сотрудничестве.
Эти и другие проблемы европейского человека XX века более ярко, чем в философских и других научных системах, отразились в искусстве.