1. Прочитайте твердження: «Український народ, який став одним із переможців у цій кривавій бійні, сподівався, що після війни все буде інакше». Якими були сподівання українців?.
Колониализм не пользуется доброй репутацией. Более того, в самих странах Востока, равно как и во многом поддерживавшей их в этом марксистской историографии, до сравнительно недавнего времени было принято едва ли неоднозначно считать, что колониализм – это зло. Еще недавно всерьез разрабатывались концепции, исходившие из того, что, если бы не колониальное вмешательство держав, принесшее столько несчастий народам Востока, они бы достигли на сегодня много большего. Сейчас от столь прямолинейных позиций специалисты в основном отходят. Но предубеждение к капиталистической колонизации остается. И, надо сказать, далеко не безосновательное.
Прежде всего колониализм, особенно ранний, был отмечен не только жестокостями, начиная с работорговли, но и беззастенчивой ставкой на разграбление природных богатств Востока и эксплуатацию дешевого труда его населения. И далеко не случайно именно там, где это проявлялось дольше всего и к тому же в весьма неблаговидной форме, уже на рубеже нашего века сложилось нечто вроде комплекса вины колонизаторов (воззвание Девентера «Долг чести» в голландской Индии). Черным пятном на совести европейцев навсегда останется африканская работорговля. Да и рассуждения англичан на тему о том, сколь тяжело «бремя белого человека», взятое ими на себя в Индии, – тоже в конечном счете лишь попытка сделать хорошую мину при плохой игре: каждому из английских колонизаторов было хорошо известно, что никто никогда не просил их брать на себя столь тяжелое для них «бремя». Словом, колониализм приукрашивать не приходится.
Другое дело – проблема исторической роли колониализма. Об этом стоит сказать особо. Дело в том, что современные арабы или индийцы, не говоря уже об африканцах, имеют немалый счет именно к колониализму, с ненавистью говорят о его наследии, гневно обличают проявление неоколониалистских тенденций и в то же время, как правило, весьма спокойно относятся к зверствам Чингис-хана или Тамерлана, к бесчеловечности африканских вождей, продававших за ружья и спирт в рабство своих пленников и даже соплеменников. Почему так? Дело объясняется достаточно просто. На войне как на войне: одни завоевывают, другие от этого терпят урон. Все понятно и само собой разумеется, как понятно и то, что правители распоряжаются жизнью своих подданных. Иное дело – чужие, европейцы, появляющиеся на Востоке со своими непонятными для его жителей нормами, иными принципами и целями. Это не просто враг, а бедствие, грозящее разрушить все, чем люди живы, на чем стоят. И неудивительно, что традиционная структура Востока всегда сопротивлялась колониализму, мобилизуя для этого все свои силы. Отсюда и неиссякаемая ненависть к нему, не просто дожившая до наших дней, но и время от времени набирающая силу и проявляющаяся в мощных взрывах наподобие иранского.
Академический анализ не может пройти мимо подобного явления. Но исследователь не должен идти на поводу у него и, руководствуясь какой-либо политической, идеологической или публицистической злободневностью, искажать истину. Истина же состоит в том, что колониализм отнюдь не может быть однозначно охарактеризован лишь как зло. И дело не только в том, чтобы сбалансировать саму формулу: колониальный капитал жестокими методами эксплуатировал Восток, грабил его ресурсы, но, взламывая традиционную структуру тем самым развитию колоний. Речь не только о взвешенности оценки, хотя это само по себе уже достаточно важно, ибо позволяет избежать односторонности и прямолинейности и восстановить реальное положение дел, что важно для любого непредвзятого исследования. Перед нами всемирно-исторического значения феномен, который нуждается в объективном анализе прежде всего потому, что без этого многое останется непонятным и необъясненным и по-прежнему будет оцениваться и решаться сквозь призму идейно-политических лозунгов, обычно отнюдь не содействующих постижению истины.
Оставляя в стороне значение колониализма для самой Европы, для развития в ней капитализма (имеется в виду первоначальное накопление; стоит, однако, оговориться, что роль ресурсов колониального Востока в этом в отечественной марксистской историографии обычно преувеличивалась), обратим преимущественное внимание на то, что колониализм и затем колониальный капитал во всех его модификациях сыграли решающую роль внешнего фактора, мощного импульса извне, не просто пробудившего традиционную структуру Востока, но и придавшего ей новый ритм поступательного развития. Без такого импульса традиционная структура по-прежнему развивалась бы в привычном ей русле при скромной роли контролируемого рынка и ограниченной в правах и возможностях частной собственности. И это касается абсолютно всего Востока, включая и Японию. Вот почему важность внешнего импульса можно сопоставить по значимости с ролью оплодотворения живого. организма: это было условие sine qua поп для последующего развития, для рождения нового качества.
В Англии например в 16 веке из за развития ткацкого производства и появления мануфактур дворяне стали заниматься овцеводством в таких масштабах что крестьяне стали умирать с голода была даже поговорка «Во всем виноваты овцы, — говорили английские крестьяне. — Овцы пожирают людей» . В английских деревнях почти не осталось крестьян — какой же крестьянин без земли! Вспомним насильное введение картофеля привело в ряде стран в том числе и в России к картофельным бунтам. В сельском хозяйстве в 18 веке стали использовать культуры привезенные из других стран. Вспомним мятеж на "Баунти" ведь его отправляли за тем, чтобы он доставил сельскохозяйственные культуры из одного географического региона в совершенно другой за много тысяч миль олитические и социальные изменения, которые произошли в Украине в конце XVIII - начале XIX века, были вызваны в первую очередь новой геополитической ситуацией в Центральной и Восточной Европе. В конце XVIII века перестала существовать Речь Посполитая, в состав которой входила большая часть украинских земель вплоть до Днепра. На южных границах исчезло Крымское ханство (присоединено к Российской империи в 1783 году) , которое с конца ХV века составляло постоянную военную угрозу для украинских земель. внутренней консолидации большинства украинских земель в составе Российской империи, ибо к середине XIX века эта территория оставалась политически и экономически незинтегрованою. Одной из характерных признаков положения украинских земель в составе Российского государства был регионализм (выделялись четыре крупные регионы, которые отличались общественно-политическим и культурным положением: Левобережная Украина, Слобожанщина, Правобережная и Южная (Степная) . Таким образом, украинские земли теперь входили в состав двух государств: Австрийской (примерно 15%) и Российской (свыше 80%) империй. Не следует преувеличивать процесс внутренней консолидации большинства украинских земель в составе Российской империи, ибо к середине XIX века эта территория оставалась политически и экономически незинтегрованою. Одной из характерных признаков положения украинских земель в составе Российского государства был регионализм (выделялись четыре крупные регионы, которые отличались общественно-политическим и культурным положением: Левобережная Украина, Слобожанщина, Правобережная и Южная (Степная) . Характерной особенностью этого периода было несоответствие между потенциальными возможностями Украине (большая территория и население, плодородные земли, наличие значительных запасов полезных ископаемых и т. д. ) и реальным промышленным развитием, которое тормозилось закрепощенным положением крестьянства, неразвитым рынком свободной рабочей силы и пр. Основная часть промышленных предприятий принадлежала помещикам или государству, почти исключало свободную рыночную конкуренцию. Особенность промышленного развития Украины состояла в том, что она имела сельский характер, предприятия находились в селах, а не в городах, и на них работали сезонно в основном крепостные. Все же самая главная особенность социально-экономического развития этого периода - быстрый упадок феодально-крепостнической системы хозяйствования. Основными признаками этого процесса были: - Развитие товарно-денежных отношений и появление капиталистических элементов в сельском хозяйстве, рост товарности хозяйства, углубление специализации в производстве; - Разрушение крестьянских хозяйств путем сокращения земельных наделов вплоть до полной ликвидации крестьянского хозяйства; - Упадок крепостнической мануфактуры и начало с 30-х годов XIX в. промышленного переворота. Согласно первому разделу Польши (1772 г. ) Галичина отошла под власть Австрийской империи. Она была объединена с польскими землями, получив название Королевство Галиции и Лодомерии. Такое искусственное объединение Галичины принесло большие проблемы для украинского населения. Попав под власть Австрии, Галиция оказалась в других политических условиях, чем жила до этого времени (в Речи Посполитой всем управляли магнаты и шляхта, а здесь была сильная абсолютная власть монарха) . Предметом первых мероприятий австрийского правительства было наведение порядка и дисциплины. Императрица Тереза и ее сын Иосиф II проводили политику Просвещения, которая имела целью улучшить материальное положение жителей, которые бы были оплотом власти, облегчить им доступ к образованию и т. д. , чтобы сделать их сознательными гражданами империи. Згалом в то время положение украинский Галичин характеризовалось крайней нищетой и моральным упадком. Реформы австрийской администрации проводились в трех направлениях: сельское хозяйство; церковь; образование.
Объяснение:
Колониализм не пользуется доброй репутацией. Более того, в самих странах Востока, равно как и во многом поддерживавшей их в этом марксистской историографии, до сравнительно недавнего времени было принято едва ли неоднозначно считать, что колониализм – это зло. Еще недавно всерьез разрабатывались концепции, исходившие из того, что, если бы не колониальное вмешательство держав, принесшее столько несчастий народам Востока, они бы достигли на сегодня много большего. Сейчас от столь прямолинейных позиций специалисты в основном отходят. Но предубеждение к капиталистической колонизации остается. И, надо сказать, далеко не безосновательное.
Прежде всего колониализм, особенно ранний, был отмечен не только жестокостями, начиная с работорговли, но и беззастенчивой ставкой на разграбление природных богатств Востока и эксплуатацию дешевого труда его населения. И далеко не случайно именно там, где это проявлялось дольше всего и к тому же в весьма неблаговидной форме, уже на рубеже нашего века сложилось нечто вроде комплекса вины колонизаторов (воззвание Девентера «Долг чести» в голландской Индии). Черным пятном на совести европейцев навсегда останется африканская работорговля. Да и рассуждения англичан на тему о том, сколь тяжело «бремя белого человека», взятое ими на себя в Индии, – тоже в конечном счете лишь попытка сделать хорошую мину при плохой игре: каждому из английских колонизаторов было хорошо известно, что никто никогда не просил их брать на себя столь тяжелое для них «бремя». Словом, колониализм приукрашивать не приходится.
Другое дело – проблема исторической роли колониализма. Об этом стоит сказать особо. Дело в том, что современные арабы или индийцы, не говоря уже об африканцах, имеют немалый счет именно к колониализму, с ненавистью говорят о его наследии, гневно обличают проявление неоколониалистских тенденций и в то же время, как правило, весьма спокойно относятся к зверствам Чингис-хана или Тамерлана, к бесчеловечности африканских вождей, продававших за ружья и спирт в рабство своих пленников и даже соплеменников. Почему так? Дело объясняется достаточно просто. На войне как на войне: одни завоевывают, другие от этого терпят урон. Все понятно и само собой разумеется, как понятно и то, что правители распоряжаются жизнью своих подданных. Иное дело – чужие, европейцы, появляющиеся на Востоке со своими непонятными для его жителей нормами, иными принципами и целями. Это не просто враг, а бедствие, грозящее разрушить все, чем люди живы, на чем стоят. И неудивительно, что традиционная структура Востока всегда сопротивлялась колониализму, мобилизуя для этого все свои силы. Отсюда и неиссякаемая ненависть к нему, не просто дожившая до наших дней, но и время от времени набирающая силу и проявляющаяся в мощных взрывах наподобие иранского.
Академический анализ не может пройти мимо подобного явления. Но исследователь не должен идти на поводу у него и, руководствуясь какой-либо политической, идеологической или публицистической злободневностью, искажать истину. Истина же состоит в том, что колониализм отнюдь не может быть однозначно охарактеризован лишь как зло. И дело не только в том, чтобы сбалансировать саму формулу: колониальный капитал жестокими методами эксплуатировал Восток, грабил его ресурсы, но, взламывая традиционную структуру тем самым развитию колоний. Речь не только о взвешенности оценки, хотя это само по себе уже достаточно важно, ибо позволяет избежать односторонности и прямолинейности и восстановить реальное положение дел, что важно для любого непредвзятого исследования. Перед нами всемирно-исторического значения феномен, который нуждается в объективном анализе прежде всего потому, что без этого многое останется непонятным и необъясненным и по-прежнему будет оцениваться и решаться сквозь призму идейно-политических лозунгов, обычно отнюдь не содействующих постижению истины.
Оставляя в стороне значение колониализма для самой Европы, для развития в ней капитализма (имеется в виду первоначальное накопление; стоит, однако, оговориться, что роль ресурсов колониального Востока в этом в отечественной марксистской историографии обычно преувеличивалась), обратим преимущественное внимание на то, что колониализм и затем колониальный капитал во всех его модификациях сыграли решающую роль внешнего фактора, мощного импульса извне, не просто пробудившего традиционную структуру Востока, но и придавшего ей новый ритм поступательного развития. Без такого импульса традиционная структура по-прежнему развивалась бы в привычном ей русле при скромной роли контролируемого рынка и ограниченной в правах и возможностях частной собственности. И это касается абсолютно всего Востока, включая и Японию. Вот почему важность внешнего импульса можно сопоставить по значимости с ролью оплодотворения живого. организма: это было условие sine qua поп для последующего развития, для рождения нового качества.