Я спартанский мальчик, или же житель Лаконии, и зовут меня Эгесий, что означает «тот, кто любит петь и хорошо поет».
Утро мое начинается с рассветом на соломенной подстилке. Мне 12 лет, я уже 5 лет живу в военном лагере для мальчиков, где мы учимся выживать сами. В нашей стране мальчики не живут с родителями, чтобы не разбаловаться. Только девочки, но их тоже растят воинами.
Сегодня нам нужно добыть себе пропитание. Обычно мы охотимся – бросаем в зверей копья и дротики, стреляем из лука, ловим острогой рыбу. Месяц назад я убил из лука косулю, но сейчас припасы подошли к концу, а звери разбежались. Нам угрожает голод.
Обычно по утрам наш наставник заставляет нас плавать в горной реке, хоть вода и ледяная. Надо плыть против течения, тренируя свое тело. После обеда мы упражняемся в гимнастике и владении оружием. Я учусь биться на мечах и уже достиг немалого мастерства.
За едой наставник поведет сегодня нас в деревню илотов: мы должны устрашить этих рабов и разграбить их селение. Нас разрешается даже убивать их, но не всех: кто же тогда будет работать? На моем счету уже трое убитых рабов, но старшие мальчики смеются надо мной: унизить раба – это совсем не то, что встретиться в бою с настоящим воином.
С илотами у нас настоящая война: в наш поход сильный раб сходу проломил голову моему лучшему другу. Никто не знает, как теперь я плачу по ночам об утрате. Плакать и жаловаться в Спарте считается постыдным, будущих воинов за это наказывают. Даже говорить нас учат кратко, по существу. Жители Афин за это называют краткость «лаконичностью».
Если вечером вернусь живым, надо не забыть засунуть в свою подстилку жгучей крапивы: с нею теплее спать. Укрываться нам запрещено.
На фоне разнообразных и зачастую противоречивых тенденций в американской политической и научной элите в 1990-е гг. формировалась внешняя политика. Ее целью, как и целью внешней политики любой страны, являлось формирование оптимального внешнеполитического курса, позволявшего поддерживать доминирующие позиции в мире избегая при этом чрезмерного перерасхода внутренних ресурсов нации “имперского перенапряжения”. Фактически обе тенденции – к активизму внешней политики и к некоему изоляционизму, осуществлялись одновременно и взаимосвязано – то параллельно, то, наоборот, пересекаясь, соприкасаясь, расходясь и снова сближаясь.
Американское руководство в 1990-е гг. (независимо от партийной принадлежности) реагировало на предостережения изоляционистов. Так, еще в августе 1990 г. президент-республиканец Дж. Буш указал на крах биполярного мира и провозгласил не только необходимость формирования новой глобальной стратегии, но и сопутствующее ей создание иерархии союзников, регионов и объектов политики по степени их важности для США с тем, чтобы не бросать ресурсы туда, где исход региональной борьбы не важен для американских интересов. Дж. Буш начал переориентировать свою администрацию на первоочередность внутренних проблем, хотя и недостаточно активно и зримо для американской нации. Уже в президентском послании 1992 г. “О положении страны” он отметил: “Мы можем теперь прекратить приносить те жертвы, на которые мы шли, противостоя враждебной сверхдержаве”.
Данная тенденция получила более заметное развитие в политике следующего президента США – Б. Клинтона. Предвыборная кампания представителя Демократической партии Клинтона, победившего Буша на президентских выборах в ноябре 1992 г., концентрировалась, прежде всего, на внутренних американских проблемах. При этом президент Клинтон впервые в послевоенной истории США объявил открыто о том, что Америка не в силах решить мировые проблемы в одиночку. Это заявление свидетельствовало о явном наличии во внешнеполитической стратегии демократической администрации. В марте 1993 г. было объявлено о решении расходовать в 1994–1998 гг. на военные нужды ежегодно по 260 млрд долл. в год, что было несколько меньше (на 50 млрд долл.), чем раньше. Неоизоляционистские настроения проявились и в том, что США попытались уклониться от участия в решении целого ряда международных проблем. Так, весной 1993 г. заместитель госсекретаря по политическим проблемам П. Тарноф заявил, что США не будут вмешиваться в боснийские дела, как и в другие конфликты, после завершения холодной войны “попросту потому, что у нас нет денег”.
Параллельно с тенденцией к изоляционизму в американской внешней политике всегда существовала тенденция к внешнеполитическому интервенционализму. Так, под влиянием критики политических оппонентов-республиканцев администрация Клинтона внесла коррективы в американскую внешнеполитическую стратегию. Уже в своем первом президентском послании “О положении страны” (январь 1994 г.) Б. Клинтон пообещал не сокращать более военных расходов Америки. В 1995 г. в докладе Министерства обороны США подтверждается намерение сохранить свои вооруженные силы и военные обязательства, а в некоторых случаях и расширить их. В 1995 г. президент Клинтон договорился с Республиканским (преимущественно неоизоляционистским по настроениям) конгрессом о постепенном увеличении военных расходов с 260 млрд долл. в 1995 г. до 281 млрд долл. к 2002 г.
Продолжением антиизоляционистского курса стало президентское послание 1999 г. “О положении страны”, в котором президент Клинтон объявил об увеличении военного бюджета на 25 млрд долл. – самое крупное увеличение после окончания холодной войны. Тенденция к интервенционизму реализовалась в данный период в поддержке США продвижения НАТО на восток, военных акциях в Югославии (Косово), бомбардировках военных объектов в Ираке и Афганистане, развертывании программ ПРО и ТВД (Театр военных действий) и т.д. К концу 1990-х гг. активизм стал не только более заметной, но и доминирующей тенденцией в американской внешней политике.
В целом американские политики и эксперты верят, что если ХIХ век был веком баланса мощи в мире, то ХХI век станет столетием решительного дисбаланса в американскую пользу. Стратегия США в ХХI веке заключается в следующем:
1. Сохранить лидирующие, глобальные позиции страны, закрепить место главного участника в научно-технической революции, контролирующей силы в Северной Атлантике и Восточной Азии.
2. Предотвратить появление неконтролируемого конкурента к середине века вырваться в мировые лидеры и создать новый мир, в котором впервые за пятьсот лет Запад не был бы лидером.