Окончание греко-персидских войн
После сражений у Саламина и Платей характер войны между Персией и Грецией радикально изменился. Угроза вражеского вторжения перестала тяготеть над Балканской Грецией. Инициатива перешла к грекам. В городах западного побережья Малой Азии начались восстания против персов. Население свергало посаженных персами правителей. Вскоре вся Иония вновь обрела независимость.
В 467 году в сражении у устья реки Эвримедонт на южном берегу Малой Азии греки нанесли еще один удар по Персидской державе. Военные действия, то затихая, то вновь возобновляясь, продолжались вплоть до 449 года, когда в сражении около города Саламина на острове Кипр греки одержали новую блестящую победу над персами.
Эта битва при Саламине считается последним сражением в греко-персидских войнах. В том же году, как сообщают древнегреческие ученые, между враждующими сторонами был заключен так называемый Калиев (по имени афинского уполномоченного) мир. По условиям мира персы признали независимость городов Малой Азии.
Причины победы греков в этой изнурительной войне следует искать в том, что они отстаивали свою свободу, в то время как войска Персидской державы состояли в значительной степени из навербованных по принуждению воинов, которые совершенно не были заинтересованы в победном исходе войны.
Важным фактором послужило и то, что экономическая и социальная жизнь Греции этого времени достигла относительно высокого уровня развития. Персидская же империя, включавшая и насильно удерживавшая в своем составе многие племена и народности, тормозила нормальное развитие их производительных сил.
Победа греков в войне с персами не только обеспечила независимость полисов, но и открыла перед ними широкие перспективы дальнейшего, ничем не сдерживаемого развития, а также стала одной из предпосылок последующего расцвета греческой экономики и культуры.
Тем не менее, личность и деятельность Петра I постоянно находится в центре общественного внимания. В одной из отечественных дореволюционных работ, был отмечен характерный научный парадокс: с одной стороны, «эпоха Петра Великого давно уже стала достоянием но, с другой — «мы как будто все еще стоим под обаянием этого времени, как будто все еще не пережили этой тревожной, лихорадочной поры и не в силах отнестись к ней вполне объективно». Причины такой ситуации виделись в том, что «великий император ребром поставил вопросы, которых мы и до сих пор окончательно не решили…» (Е.Ф. Шмурло). Это отразилось и на литературе, посвященной петровским преобразованиям, которая «скорее напоминает судебные речи в защиту или в обвинение подсудимого, чем спокойный анализ научной исторической критики». А согласно несколько ироническому отзыву В.О. Ключевского, «часто даже вся философия нашей истории сводилась к оценке петровской реформы: посредством некоторого, как бы сказать, ученого ракурса весь смысл русской истории сжимался в один вопрос о значении деятельности Петра, об отношении преобразованной им новой России к древней».
