Однажды хазяйка вытащила во двор свой старый ковер, разложила его на чистом снегу и решила, что пора выбить из него пыль. Ковер служил ей уже много лет, но тайна его была до сих пор неизвестна. А ковер был удивительный! По его краям были вытканы надписи на арабском языке. Тот, кто сумеет прочитать надпись, сможет управлять эти ковром и летать на нем, куда ему будет угодно. Я читаю по-арабски, поэтому надпись меня заинтересовала. Чтобы внимательно ее разглядеть, я присел на краешек ковра и стал читать её вслух. Неожиданно случилось невероятное: ковер стал плавно подниматься в воздухе, и я вместе с ним. Несмотря на свой страх и удивление, я продолжал читать арабские слова, а когда я закончил фразу, ковер опустился на землю. Я обрадовался, поняв, что в моем распоряжении очутилось прекрасное средство передвижения. Но потом, присмотревшись и прислушавшись, я понял, что нахожусь далеко не только от владелицы ковра, но и от своего города и от своей страны. Радость постепенно угасала, на смену ей пришло беспокойство: надо было возвращаться домой. Но как? Перебравшись на другой край ковра, я стал вслух читать то, что было написано на нем. И о, чудо! Ковер так же плавно поднялся ввысь, и не успел я дочитать до конца, как он уже снова кружил над тем заснеженным двором, с которого я так неожиданно улетел. Потрясенную хозяйку пришлось приводить в чувство. Но со временем она успокоилась, поверив в то, что чудеса случаются и в наше время торжества науки. С тех пор мы вместе совершаем путешествия на замечательном старинном персидском ковре-самолете, который оказался вполне современным.
"...Обратимся к стихотворению "Выткался на озере алый свет зари" (1910). Заря для Есенина не повседневное и естественное явление природы, а нечто исключительное, небывалое по красоте, будто кто-то невидимый выткал алую ткань на полотне синего озера. На прекрасную картину "накладываются" звуки природы: "на бору со звонами плачут глухари, плачет где-то иволга... " Этим строкам контрастно упоение жизнью лирического героя: "только мне не плачется - на душе светло". Неуемное ликование души рождено любовью, восторженными мечтами о встрече. И, как бы не в силах скрыть своей безудержной радости, поэт изливает ее в стихотворные строки:
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог, Сядем в копны свежие под соседний стог. Зацелую допьяна, изомну, как цвет, Хмельному от радости пересуду нет.. .
Обычная для лирики оппозиция тоска/веселье выступает в форме оксюморона - сжатой и оттого парадоксально звучащей антитезы: "есть тоска веселая в алостях зари". В данном случае кажущиеся несовместимыми вещи (тоска и веселье) переплетаются воедино, выражая то трудно объяснимое состояние души, когда человек одновременно испытывает сердечное томление и радость от предстоящей встречи.
В органическом единстве с природой, в своеобразной прелести "тоски веселой" предстает лирический герой раннего Есенина. Это человек, который распахнут навстречу жизни, полон чудесных ожиданий, светлых мечтаний, радостных надежд. Это они окрасили повседневные явления природы в необычные, исключительно яркие тона..
Однажды хазяйка вытащила во двор свой старый ковер, разложила его на чистом снегу и решила, что пора выбить из него пыль. Ковер служил ей уже много лет, но тайна его была до сих пор неизвестна. А ковер был удивительный! По его краям были вытканы надписи на арабском языке. Тот, кто сумеет прочитать надпись, сможет управлять эти ковром и летать на нем, куда ему будет угодно. Я читаю по-арабски, поэтому надпись меня заинтересовала. Чтобы внимательно ее разглядеть, я присел на краешек ковра и стал читать её вслух. Неожиданно случилось невероятное: ковер стал плавно подниматься в воздухе, и я вместе с ним. Несмотря на свой страх и удивление, я продолжал читать арабские слова, а когда я закончил фразу, ковер опустился на землю. Я обрадовался, поняв, что в моем распоряжении очутилось прекрасное средство передвижения. Но потом, присмотревшись и прислушавшись, я понял, что нахожусь далеко не только от владелицы ковра, но и от своего города и от своей страны. Радость постепенно угасала, на смену ей пришло беспокойство: надо было возвращаться домой. Но как? Перебравшись на другой край ковра, я стал вслух читать то, что было написано на нем. И о, чудо! Ковер так же плавно поднялся ввысь, и не успел я дочитать до конца, как он уже снова кружил над тем заснеженным двором, с которого я так неожиданно улетел. Потрясенную хозяйку пришлось приводить в чувство. Но со временем она успокоилась, поверив в то, что чудеса случаются и в наше время торжества науки. С тех пор мы вместе совершаем путешествия на замечательном старинном персидском ковре-самолете, который оказался вполне современным.