Принято считать, что смелый человек не боится ничего. Но так ли это? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить, что значит смелость и какой она бывает. В словарях смелость – это положительная нравственно-волевая черта личности, проявляющаяся как решительность, бесстрашие, храбрость при выполнении действий, связанных с риском и опасностью. Действительно, смелость обычно связывают с хождением по краю, с угрозой жизни, но ведь она может проявляться и в повседневных ситуациях. Храбрецы бывают не только на войне, они встречаются нам повсюду. Смелым можно назвать того, кто не боится высказать свое мнение, кто имеет храбрость отличаться от большинства воспринимать новое. Предполагает ли смелость страх? На мой взгляд, не боится только глупец. Бояться не стыдно, но только человек, преодолевающий страх, может называться смелым. Множество писателей обращались к этой теме. Так, повесть Е. Ильиной «Четвертая высота» посвящена преодолению страхов. Гуля Королева – пример смелости во всех ее проявлениях. Вся ее жизнь – это сражение со страхом, и каждая ее победа – это новая высота. В произведении мы видим историю жизни одного человека, становление настоящей личности. Каждый ее шаг – это манифест решимости. С первых строк повести маленькая Гуля проявляет настоящую смелость в разных жизненных ситуациях. Преодолевая детские страхи, она достает из коробки ужа голыми руками, пробирается в клетку со слонами в зоопарке. Героиня растет, и испытания, встречающиеся в жизни, становятся серьезнее: первая роль в кино, признание своей неправоты, умение отвечать за свои поступки. На протяжении всего произведения делает то, чего боится. Повзрослев, Гуля Королева выходит замуж, у нее рождается сын. Кажется, что все страхи побеждены, можно жить спокойной семейной жизнью, но впереди ее ждет самое большое испытание: начинается война, и ее муж уходит на фронт. Она боится за мужа, своего сына, будущее страны, но страх не парализует ее, не заставляет спрятаться. Девушка идет работать санитаркой в госпиталь, чтобы внести свой вклад. К сожалению, ее муж погибает, и Гуле приходится бороться в одиночестве. Она уходит на фронт не в силах смотреть на ужасы, происходящие с ее близкими. Героиня берет "четвертую высоту". Она погибает, победив самый последний страх, живущий в человеке, страх смерти. На страницах повести мы видим, как главная героиня боится, но преодолевает свои фобии. Проблема преодоления страха также раскрывается в романе Вероники Рот «Дивергент». Беатрис Прайор – главная героиня произведения, уходит из своего дома, фракции "Отреченных", чтобы стать "Бесстрашной". Она опасается реакции своих родителей, боится не пройти обряд инициации, быть непринятой в новом месте. Но главная ее сила состоит в том, что она бросает вызов всем своим страхам, смотрит им в лицо. Трис подвергает себя огромной опасности, находясь в обществе "Бесстрашных", ведь она «другая», таких, как она, уничтожают. Это жутко ее пугает, но куда больше она боится саму себя. Она не понимает природу своего отличия от других, ужасается от мысли о том, что само ее существование может быть опасно для людей. Борьба со страхами – одна из ключевых проблем романа. Так, возлюбленного Беатрис зовут Фор, в переводе с английского это означает «четыре». Именно такое количество страхов ему необходимо победить. Трис и Фор бесстрашно сражаются за свои жизни, справедливость, мир в городе, который называют домом. Они побеждают как внешних врагов, так и внутренних, что, несомненно, характеризует их как смелых людей.
Чтобы понять, в чем заключается сущность конфликта между Чацким и Фамусовым, следует обратиться ко второму явлению второго действия. Именно здесь между Чацким и Фамусовым завязывается диалог, исполненный большого драматического напряжения. Сталкиваются герои, думающие о разном и по-разному. В начале разговора Чацкий говорит о Софье и только о Софье:
Уж Софье Павловне какой
Не приключилось ли печали?
У вас в лице, в движеньях суета.
Фамусов, имеющий свои планы относительно Софьи и боящийся Чацкого как возможного претендента на ее руку, о Софье с Чацким как раз меньше всего желает говорить. Он старается увести от этой темы:
Ах! батюшка, нашел загадку,
Не весел я!.. В мои лета
Не можно же пускаться мне вприсядку!
Чацкий точно не понимает Фамусова или не хочет понять. Мысль о Софье у влюбленного Чацкого - навязчивая идея. Он снова ведет речь о ней:
Никто не приглашает вас;
Я только что спросил два слова
Об Софье Павловне: быть может, нездорова?
Упорство Чацкого в избранной им теме приводит Фамусова в сильнейшее раздражение и гнев:
Тьфу, господи прости! пять тысяч раз
Твердит одно и то же!
То Софьи Павловны на свете нет пригоже,
То Софья Павловна больна.
Скажи, тебе понравилась она?
Обрыскал свет; не хочешь ли жениться?
Постепенно диалог между Чацким и Фамусовым становится все более острым. Словесная дуэль вокруг Софьи перерастает в столкновение воззрений, идей, нравственных понятий. Столкновение на личной почве делается по своему характеру столкновением политическим и мировоззренческим. Но резкая печать личного остается на этом споре и тогда, когда он становится совсем не личным. Тема Софьи отнюдь не исчезает вовсе: она уходит только в глубочайший подтекст. Именно этим объясняется предельная горячность спора и крайняя запальчивость спорящих.
Споря с Чацким, защищая свой взгляд на вещи и свои идеалы, Фамусов еще больше, чем в сцене с Петрушкой, высказывает всю ретроградность и своих взглядов, и своих идеалов. Его рассказ о Максиме Петровиче, который «на золоте едал» и, когда было нужно, перед императрицей «отважно жертвовал затылком», открывает для Чацкого возможность страстной отповеди, позволяет ему проявить всю силу и остроту ума:
Свежо предание, а верится с трудом Чацкий открыто издевается над идеалами Фамусова:
Хоть есть охотники поподличать везде,
Да нынче смех страшит и держит стыд в узде...
Слова Чацкого о смехе Фамусов, должно быть, принимает особенно близко к сердцу. Смех действительно страшит его больше всего. Недаром, когда Чацкий начинает иронизировать над ним и над его идеалами, гнев и раздражение Фамусова переходят всякие границы. Все, что он теперь говорит, он говорит вне прямой зависимости от слов Чацкого:
Ах! боже мой! он карбонари!
Опасный человек!..
Что говорит! и говорит, как пишет!
Он вольность хочет проповедать!
Да он властей не признает!
В кульминационный момент сцены Фамусов совсем уже перестает слушать что-либо. Грибоедов это оговаривает специальной ремаркой. Ремарка дается тогда, когда слуга объявляет о приходе Скалозуба, ведь это Скалозуба прочит Фамусов в женихи своей дочери, это его он поджидал с радостью и нетерпением. Но когда тот явился, он «ничего не видит и не слышит».
Важное место во втором явлении II действия занимает монолог Чацкого «И точно, начал свет глупеть...», в котором он сравнивает «век нынешний» и «век минувший». Это не упражнение в красноречии, не попытка «просветить» Фамусова, - это вынужденная и страстная защита тех начал жизни, которые ему дороги и от которых он отказаться не может. Конечно, Чацкий молод, горяч и увлекается тем, о чем говорит. Наивность Чацкого не в том, что он пространно объясняется с Фамусовым, пытаясь убедить его в верности своих мыслей, а прежде всего в том, что он считает «век минувший» отошедшим, верит, что «век нынешний» уже сделал свои завоевания и что это необратимо.
Таким образом, вслушиваясь в диалог двух героев: Фамусова и Чацкого, мы видим конфликт двух поколений. Фамусову, твердо хранившему традиции «века минувшего», противопоставлен Александр Андреевич Чацкий, передовой человек «века нынешнего». Столкновение Чацкого - человека с волевым характером, умного, проницательного, с высокими идейными убеждениями, с фамусовским обществом было неизбежно. Это столкновение принимает постепенно все более ожесточенный характер и осложняется личной драмой Чацкого, крушением его надежд на личное счастье. Оценивая роль Чацкого в комедии «Горе от ума», И.А. Гончаров в статье «Мильон терзаний» писал: «...Чацкий породил раскол, и если обманулся в своих личных целях, не нашел «прелести встреч, живого участия», то брызнул сам на заглохшую почву живой водой - увозя с собой «мильон терзаний», этот терновый венец Чацкого -терзаний от всего: от «ума», а еще более от «оскорбленного чувства».
