Название предлагаемой книги, возможно, не является достаточно строгим, поскольку мифотворчество содержит лишь бессознательно-поэтическое начало, и потому применительно к мифу нельзя говорить о собственно художественных приемах, средствах выразительности, стиле и тому подобных объектах поэтики. Однако мифам свойственно претворение общих представлений в чувственно-конкретной форме, т. е. та самая образность, которая специфична для искусства и которую последнее в известной мере унаследовало от мифологии; древнейшая мифология в качестве некоего синкретического единства заключала в себе зародыши не только религии и древнейших философских представлений (формировавшихся, правда, в процессе преодоления мифологических истоков), но также искусства, прежде всего – словесного. Художественная форма унаследовала от мифа и конкретно-чувственный обобщения, и самый синкретизм. Литература на протяжении своего развития длительное время прямо использовала традиционные мифы в художественных целях. Поэтому термин «поэтика мифа» с известными оговорками применяется нами при рассмотрении специфики мифа в аспекте предыстории литературы с неизбежным отвлечением от религиоведческой стороны проблемы мифа. Кроме того, термин «поэтика мифа», или «поэтика мифотворчества», или «поэтика мифологизирования», приобретает особый смысл в связи с сознательным обращением к мифологии некоторых писателей XX в. (Джойс, Кафка, Лоренс, Йетс, Элиот, О'Нил, Кокто, не укладывающиеся в рамки модернизма Т. Манн, Маркес и др.) обычно как к инструменту художественной организации материала и средству выражения неких «вечных» психологических начал или хотя бы стойких национальных культурных моделей, а также в связи с возникновением особой ритуально-мифологической школы в литературоведении, для которой всякая поэтика есть поэтика мифа (М. Бодкин, Н. Фрай и другие описывают литературное произведение в терминах мифа и ритуала).
Подобный мифологизм в литературе и литературоведении, характерный для модернизма, но далеко к нему не сводящийся в силу разнообразия идейных и художественных устремлений писателей, пришел на смену традиционному реализму XIX в., сознательно ориентированному на правдоподобное отображение действительности, создание художественной истории своего времени и допускающему элементы мифологизма лишь имплицитно.
15 октября 1942 года командиру отделения отдельной роты автоматчиков 146 отдельной стрелковой бригады младшему сержанту Агашеву А.Ф. был отдан приказ. Согласно приказу младший сержант с вверенным ему отделением должен был пробраться в тыл противника и организовать там деятельность по уничтожению личного состава из числа отступающих гитлеровских войск. Алексею и его отделению удалось отбить у противника один из дзотов (уничтожив при этом 10 фашистов) и организовать в нем оборону. 16 октября 1942 младшему сержанту Агашеву А.Ф. поступил приказ об организации прикрытия огнем группы разведчиков. Благодаря умелым и слаженным действиям отделения во главе с Алексеем Агашевым удалось предотвратить окружение разведгруппы (уничтожено было 16 гитлеровцев). 18 октября 1942 года, получив задачу от командования по доставке языка, отделение под управлением Алексея, взаимодействуя с четырьмя разведчиками, сумело захватить и доставить в штаб двух языков. За умелое руководство личным составом отделения, успешное выполнение поставленных задач этот человек был представлен к Ордену Красного знамени.
Сегодня пятница, если я правильно все подсчитал. если учитывать, что очнулся я тут в тот же самый день, который я помню. а число? так получается 9 ноября. да - точно так. 44 дня я нахожусь где тут? я называю это уже своим а вообще, это подвал под каким-то домом. я тут, можно сказать – конечно, не по своей воле я тут поселился – но все же и пока, должен отметить, еще не сдох. меня тут заперли и, похоже, что забыли, а может, просто тот, кто меня запер - сдох. так это или нет – я могу лишь догадываться. что я ем? теперь уже все, что сначала я ел овощи и консервы, которые тут были, но потом они закончились, и теперь я стал есть то, что осталось, как крыса. ем всё, что хоть как-то может стать едой. даже свечи и и опять же, пока не сдох! все мое существование крутится вокруг одного слова – сдох или не правильно, это вопроспервые дни я тупо орал и звал на , пока не охрип окончательно. потом я понял, что меня вряд ли кто-то слышит. затем я решил найти выход - пытался выбраться отсюда, но хозяин дома, похоже, соорудил тут бункер от ядерной войны, а не погреб для хранения овощей и я нахожусь в бетонной коробке с толщиной стен около полу метра. я пытался сделать отсюда подкоп со всех сторон даже под пол и потолок – без шансов. воздух сюда проникает через щель под дверью, а еще и по тонкой трубе. труба залита в бетонные стены и, как я понял, выведена на улицу. в нее я тоже орал, пока не сорвал голос. но по ней течет вода, когда идет дождь – для этого у меня всегда стоит миска, т.к. пить что-то тут надо. и на мое счастье сейчас осень – и с дождями проблем нет.
Название предлагаемой книги, возможно, не является достаточно строгим, поскольку мифотворчество содержит лишь бессознательно-поэтическое начало, и потому применительно к мифу нельзя говорить о собственно художественных приемах, средствах выразительности, стиле и тому подобных объектах поэтики. Однако мифам свойственно претворение общих представлений в чувственно-конкретной форме, т. е. та самая образность, которая специфична для искусства и которую последнее в известной мере унаследовало от мифологии; древнейшая мифология в качестве некоего синкретического единства заключала в себе зародыши не только религии и древнейших философских представлений (формировавшихся, правда, в процессе преодоления мифологических истоков), но также искусства, прежде всего – словесного. Художественная форма унаследовала от мифа и конкретно-чувственный обобщения, и самый синкретизм. Литература на протяжении своего развития длительное время прямо использовала традиционные мифы в художественных целях. Поэтому термин «поэтика мифа» с известными оговорками применяется нами при рассмотрении специфики мифа в аспекте предыстории литературы с неизбежным отвлечением от религиоведческой стороны проблемы мифа. Кроме того, термин «поэтика мифа», или «поэтика мифотворчества», или «поэтика мифологизирования», приобретает особый смысл в связи с сознательным обращением к мифологии некоторых писателей XX в. (Джойс, Кафка, Лоренс, Йетс, Элиот, О'Нил, Кокто, не укладывающиеся в рамки модернизма Т. Манн, Маркес и др.) обычно как к инструменту художественной организации материала и средству выражения неких «вечных» психологических начал или хотя бы стойких национальных культурных моделей, а также в связи с возникновением особой ритуально-мифологической школы в литературоведении, для которой всякая поэтика есть поэтика мифа (М. Бодкин, Н. Фрай и другие описывают литературное произведение в терминах мифа и ритуала).
Подобный мифологизм в литературе и литературоведении, характерный для модернизма, но далеко к нему не сводящийся в силу разнообразия идейных и художественных устремлений писателей, пришел на смену традиционному реализму XIX в., сознательно ориентированному на правдоподобное отображение действительности, создание художественной истории своего времени и допускающему элементы мифологизма лишь имплицитно.
нельзя короче