я думаю, что проблема взаимоотношений взрослых и детей существовала во все времена. людям разного возраста сложно понять друг друга. гораздо хуже, когда человеку и не нужно это понимание, как бену из рассказа дж. олдриджа «последний дюйм».
бен, профессиональный летчик, занимался съемкой фильма об акулах, потому что работу по профессии найти было сложно, а нужда в деньгах заставляла его принимать любые предложения, сулящие хороший доход. отправляясь на съемку в затерянную в море акулью бухту, бен взял с собой сына дэви — «одинокого, неприкаянного ребенка, который в десять лет чувствовал, что мать им не интересуется, а отец — чужой человек, резкий и немногословный, не знает, о чем с ним говорить в те редкие минуты, когда они бывали вместе».
когда бен оставался наедине с мальчиком, он частенько чувствовал угрызения совести и чувство вины, что не может создать доверительных отношений с сыном, не находит пути к его сердцу. однако стоило дэви исчезнуть из поля зрения летчика, как бен напрочь забывал о его существовании. он даже забыл взять воду или сок, когда они летели в безлюдную акулью бухту.
а мальчику, как и каждому нормальному ребенку, хотелось иметь любящего и заботливого отца, способного дать ответы на интересующие вопросы. бен же на все вопросы мальчика только раздражался и был резок, а дэви смущался и замыкался в себе от этого крика. грубоватые и насмешливые слова отца часто задевали и обижали ранимого и стеснительного мальчика, поэтому
он старался задавать поменьше вопросов, и то — только по существу.
но вот случилась беда. бен настолько пострадал от акул, что не мог сам вести самолет. и теперь он не , что взял с собой сына. дэви не только сумел перевязать отцу раны и втащить его в самолет, но и самостоятельно, руководствуясь редкими указаниями обессилевшего от потери крови отца, самолет в каир и удачно посадить его. так любовь дэви подарила отцу вторую жизнь. и отец понял, что есть на свете вещи поважнее самолетов и работы. изменившись внутренне, он решил во что бы то ни стало добраться до сердца сына, и я уверен, что это у него получится.
«лесной царь» - свободная композиция, музыкальное строение которой подчинено развёртыванию сюжета. замечательна при этом гармония всех соотношений: сквозного музыкально-драматического развития и симметричности форм, вокального и инструментального начал, выразительности и изобразительности.
ритм сопровождения, его непрерывное тяжёлое биение, пронизывает , скрепляет и объединяет все части целого. в эту безостановочную октавную дробь - подражание топоту коня, скачке - вклиниваются тревожно возбуждённые гаммаобразные взлёты в басу. объединяя изобразительные и выразительные приёмы, шуберт создаёт полную зрительно-слуховую иллюзию.
начинается большим фортепианным вступлением, материал которого продолжает затем развиваться в партии сопровождения.
кроме фортепианного вступления есть ещё и вокальное обрамление, то есть вокальное вступление и послесловие; оно ведётся от лица рассказчика-повествователя:
кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
ездок запоздалый, с ним сын молодой.
словами рассказчика завершается повествование:
ездок погоняет, ездок
в руках его мёртвый младенец лежал…
остальной текст - прямая речь, распределённая между отцом, его сыном и лесным царём.
реальные лица - повествователь, отец, ребёнок объединены близостью интонационного строя. но в соответствии с текстом, в музыку всякий раз привносятся новые штрихи, которые оттеняют индивидуальные черты, состояние каждого персонажа.
речь лесного царя заметно отличается от взволнованной речи рассказчика, ребёнка и отца преобладанием ласковой вкрадчивости, мягкости, завлекательности. обратите внимание на характер мелодии - отрывистой, с обилием вопросов и восходящих интонаций в партиях всех персонажей, кроме лесного царя, у него же она - плавная, закруглённая, певучая.
но не только характер мелодической интонации - с появлением лесного царя меняется всё фактурное сопровождение: ритм бешеной скачки, пронизывающий от начала до конца, уступает место более спокойно звучащим , благозвучным, нежным, убаюкивающим.
возникает даже своеобразный контраст между , такой взволнованной, тревожной по характеру в целом, с двумя лишь проблесками спокойствия и благозвучия (две фразы лесного царя).
не зная содержания произведения, возможно даже ошибиться, связав лирические эпизоды с появлением доброго и светлого персонажа на фоне общего смятения и тревоги. такова трагическая ирония этой музыки, как бы дразнящей слушателя мнимым светом и мягким призывом.
на самом деле, как это часто бывает в искусстве, именно в такой ласковости таится самое страшное: зов к смерти, непоправимости и безвозвратности ухода.
поэтому музыка шуберта не оставляет нам иллюзий: едва умолкают сладкие и страшные речи лесного царя, тут же вновь врывается неистовая скачка коня (или стук своей стремительностью показывающая нам последний рывок к спасению, к преодолению страшного леса, его темных и таинственных глубин.
на этом и заканчивается динамика музыкального развития : потому что в конце, когда наступает остановка в движении, последняя фраза звучит уже как послесловие: «в руках его мёртвый младенец лежал».
эта , реализму своих образов, является одним из самых впечатляющих произведений шуберта.
Автор описывает детей с большой любовью и нежностью: “Они были очень милые”; “И какие это были умные детишки! ”; “наши любимцы. Ласковое прозвище “золотая курочка” придает описанию Насти сказочную прелесть. Эффект усиливают уменьшительные суффиксы в словах: “курочка”, “ножки”, “монетки”, “носик”, “чистенький”, “веснушки”. Митраша описан по-другому. Главное в его описании - мужские, волевые качества. Прозвище “Мужичок-в-мешочке” означает, что Митраша, хотя и невелик пока, но уже обладает качествами “мужичка”.
Автор сравнивает детей с действиями их родителей. Настя, “как и покойная мать”, “вставала далеко до солнца”, “выгоняла своё любимое стадо”, топила печь, готовила обед, “хлопотала по хозяйству до ночи” Митраша “выучился у отца” делать деревянную посуду, “на нем лежит и всё мужское хозяйство и общественное дело. Он бывает на всех собраниях, старается понять общественные заботы. ”
Дети подражают поведению своих родителей. Митраша вспоминает, “как отец наставлял его мать” и пытается учить Настю. Настя ведет себя подобно покойной матери: не спорит с Митрашей, улыбается, тот “начинает злиться и хорохориться”. Настя сначала поддразнивает, потом ласково гладит брата по затылку. Маленькая перепалка заканчивается примирением и дружной работой.