Аустерлицкое сражение состоялось 20 ноября (по старому стилю – 2 декабря) 1805 года. Битва признана решающей, поворотной в ходе войны Третьей Антифранцузской коалиции и Франции. Здесь, под городком Аустерлиц (ныне – город, находящийся в Чехии, в исторической области Моравия), столкнулись силы армий императора Наполеона, а также императоров Александра I и Франца II. В результате сражения, Франция одержала решающую победу, что привело к ликвидации коалиции. Наполеон вступил на поле Аустерлица с меньшими силами, но потери союзников коалиции оказались несравнимо большими.
Читателю, однако, следует принять во внимание, что реальное сражение при Аустерлице и битва, описанная Львом Толстым – это не идентичные явления. Первое относится к области исторической действительности, а второе – к художественному, литературному переосмыслению событий.
Островский обладает глубоким пониманием русской жизни и великим уменьем изображать резко и живо самые существенные ее стороны.
Внимательно соображая совокупность его произведений, мы находим, что чутье истинных потребностей и стремлений русской жизни никогда не оставляло его; оно иногда и не показывалось на первый взгляд, но всегда находилось в корне его произведений.
Требование права, уважение личности, протест против насилия и произвола вы находите во множестве литературных произведений; но в них большею частию дело не проведено жизненным, практическим образом, почувствована отвлеченная, философская сторона вопроса и из нее все выведено, указывается право, а оставляется без внимания реальная возможность. У Островского не то: у него вы находите не только нравственную, но и житейскую экономическую сторону вопроса, а в этом-то и сущность дела. У него вы ясно видите, как самодурство опирается на толстой мошне, которую называют «божиим благословением», и как безответность людей перед ним определяется материальною от него зависимостью. Мало того, вы видите, как эта материальная сторона во всех житейских отношениях господствует над отвлеченною и как люди, лишенные материального обеспечения, мало ценят отвлеченные права и даже теряют ясное сознание о них. В самом деле — сытый человек может рассуждать хладнокровно и умно, следует ли ему есть такое-то кушанье; но голодный рвется к пище, где ни завидит ее и какова бы она ни была. Это явление, повторяющееся во всех сферах общественной жизни, хорошо замечено и понято Островским, и его пьесы яснее всяких рассуждений показывают, как система бесправия и грубого, мелочного эгоизма, водворенная самодурством, прививается и к тем самым, которые от него страдают; как они, если мало-мальски сохраняют в себе остатки энергии, стараются употребить ее на приобретение возможности жить самостоятельно и уже не разбирают при этом ни средств, ни прав.
У Островского на первом плане является всегда общая, не зависящая ни от кого из действующих лиц, обстановка жизни. Он не карает ни злодея, ни жертву; оба они жалки вам, нередко оба смешны, но не на них непосредственно обращается чувство, возбуждаемое в вас пьесою. Вы видите, что их положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. Сами самодуры, против которых естественно должно возмущаться ваше чувство, по внимательном рассмотрении оказываются более достойны сожаления, нежели вашей злости: они и добродетельны и даже умны по-своему, в пределах, предписанных им рутиною поддерживаемых их положением; но положение это таково, что в нем невозможно полное, здоровое человеческое развитие.
Таким образом, борьба, совершается в пьесах Островского не в монологах действующих лиц, а в фактах, господствующих над ними. Посторонние лица имеют резон своего появления и оказываются даже необходимы для полноты пьесы. Недеятельные участники жизненной драмы, по-видимому занятые только своим делом каждый,— имеют часто одним своим существованием такое влияние на ход дела, что его ничем и отразить нельзя. Сколько горячих идей, сколько обширных планов, сколько восторженных порывов рушится при одном взгляде на равнодушную, прозаическую толпу, с презрительным индифферентизмом проходящую мимо нас! Сколько чистых и добрых чувств замирает в нас из боязни, чтобы не быть осмеянным и поруганным этой толпой. А с другой стороны, и сколько преступлений, сколько порывов произвола и насилия останавливается пред решением этой толпы, всегда как будто равнодушной и податливой, но, в сущности, весьма неуступчивой в том, что раз ею признано. Поэтому чрезвычайно важно для нас знать, каковы понятия этой толпы о добре и зле, что у ней считается за истину и что за ложь. Этим определяется наш взгляд на положение, в каком находятся главные лица пьесы, а следовательно, и степень нашего участия к ним. Ниже продолжение
Замечательный русский ученый, изобретатель и конструктор, Михаил Васильевич Ломоносов был великим лириком и писателем, оставившим свой неповторимый след не только в развиҭии русского языка в целом, но и в развиҭии литературного языка. Первым в истории стихосложения он начал писать на языке, доступном широкому кругу читателей, что делает его произведения вполне понятными и для нас. Достоевский считал Ломоносова первым "бесспорным гением", сказавшим "бесспорное "новое слово" во всей литературе нашей". Труды Ломоносова в области языка и литературы Очень важное значение имеют научные труды Ломоносова в области языка и теории поэзии.
Аустерлицкое сражение состоялось 20 ноября (по старому стилю – 2 декабря) 1805 года. Битва признана решающей, поворотной в ходе войны Третьей Антифранцузской коалиции и Франции. Здесь, под городком Аустерлиц (ныне – город, находящийся в Чехии, в исторической области Моравия), столкнулись силы армий императора Наполеона, а также императоров Александра I и Франца II. В результате сражения, Франция одержала решающую победу, что привело к ликвидации коалиции. Наполеон вступил на поле Аустерлица с меньшими силами, но потери союзников коалиции оказались несравнимо большими.
Читателю, однако, следует принять во внимание, что реальное сражение при Аустерлице и битва, описанная Львом Толстым – это не идентичные явления. Первое относится к области исторической действительности, а второе – к художественному, литературному переосмыслению событий.