Подобно многим женщинам, нимфа Эхо была болтушкой. Еще она любила вмешиваться туда, куда лучше достойной даме не совать свой нос. И если бы не это свойство ее характера, возможно, прожила бы она счастливую жизнь – она была возлюбленной Пана, матерью забавной Ямбы и любимицей Геры. Все у нее в жизни было неплохо, пока не полезла Эхо в личные отношения главной олимпийской пары: Зевса и его венценосной жены. Пока Зевс ходил налево и развлекался в горах с нимфами, подружками Эхо, та отвлекала Геру всякими байками и прочей женской болтовней. Неизвестно, сколько продолжалось это безобразие, но в какой-то момент Гера поняла, что ее водят за нос. Гнев ревнивой богини был ужасен. Эхо лишилась говорить самостоятельно, и могла только повторять за собеседником окончания фраз, при этом и промолчать она тоже была не в состоянии. Вот и бродила Эхо по горам и ущельям, перекликаясь с пастухами, пока однажды не увидела прекрасного юношу и не влюбилась в него. Тот оказался на редкость несговорчивым в любви товарищем по имени Нарцисс. С рождения его отличала поразительная красота, и стоило ему где-то появиться, как толпы восторженных дам окружали подростка. Но все напрасно – парень был сосредоточен на себе и своих делах. В лесу Эхо часто следовала за ним, не имея возможности окликом первой привлечь внимание возлюбленного. Как-то Нарцисс, видимо, заблудившись в лесной чаще, воскликнул что-то в духе: «Есть здесь кто-нибудь?» - и Эхо попыталась ответить. К сожалению, диалог у них вышел невразумительный, но Эхо вышла из тени деревьев и показалась ему, в надежде на взаимность и ласку. Однако Нарцисс отверг прекрасную нимфу и бросился наутек.
какое-то время, и Нарцисса постигла печальная участь – он достиг апогея собственного эгоцентризма и влюбился в самого себя, а точнее – в свое отражение в реке. Не в состоянии уйти от себя любимого, он не то пронзил себя кинжалом, не то просто умер от голода, любуясь очаровательным образом. И бедная Эхо в тоске и печали провела с юношей его последние часы. После гибели любимого свет стал не мил всюду неудачливой нимфе. Как настоящая женщина, Эхо вместила в себя не только женские недостатки, но и те черты, которые воспеваются в женщине – верность и глубину чувства. Скитаясь в диких краях, нимфа стала источаться от горя, и однажды от нее не осталось ничего, кроме горстки костей, превратившихся в камни, и ее голоса (Вроде так)
"Пока жива и здорова наша поэзия, до тех пор нет причины сомневаться в глубоком здоровье русского народа",- писал критик Н. Н. Страхов, а его единомышленник Аполлон Григорьев считал русскую литературу "единственным средоточием всех наших высших интересов". В. Г. Белинский завещал своим друзьям положить ему в гроб номер журнала "Отечественные записки", а классик русской сатиры М. Е. Салтыков-Щедрин в прощальном письме к сыну сказал: "Паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому".
По словам Н. Г. Чернышевского, наша литература была возведена в достоинство общенационального дела, объединившего наиболее жизне силы русского общества. В сознании читателя XIX века литература была не только "изящной словесностью", но и основой духовного бытия нации. Русский писатель относился к своему творчеству по-особому: оно было для него не профессией, а служением. "Учебником жизни" называл литературу Чернышевский, а Лев Толстой впоследствии удивлялся, что эти слова принадлежат не ему, а его идейному противнику.
Художественное освоение жизни в русской классической литературе никогда не превращалось в сугубо эстетическое занятие, оно всегда преследовало живую духовно-практическую цель. "Слово воспринималось не как звук пустой, а как дело - чуть ли не столь же "религиозно", как и древним карельским певцом Вейнемейненом, который "делал пением лодку". Эту веру в чудодейственную силу слова таил в себе и Гоголь, мечтая создать такую книгу, которая сама, силой лишь высказанных в ней, единственно и неоспоримо верных мыслей должна преобразовать Россию",- замечает современный литературовед Г. Д. Гачев.
1)D
2)B
3)D
4)Она несёт любовь