Эпиграф: Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв. А. С.Пушкин «поэт и толпа» Не встретит ответа Средь шума мирского Из пламя и света Рождённое слово. М. Ю. Лермонтов «есть речи значенье»
План.
I что без страданий жизнь поэта (строки из стихотворения Лермонтова «Я
Жить хочу»)
II Ты сам свой высший суд (строка из стихотворения А. С.Пушкина «Поэту»).
1. Глаголом жги сердца людей («Пророк» Пушкин)
2. … вечный судия Мне дал всеведенье пророка (Пророк, Лермонтов)
3. Поэт! Не дорожи любовию народной («поэту» Пушкин)
4. С отвагою свободной поэт на будущность глядит (Журналист, читатель
и писатель Лермонтов)
5. Проснёшься ль ты опять, осмеянный пророк (поэт. Лермонтов)
6. Чувства добрые я лирой пробуждал (памятник Пушкин)
III. Да здравствует солнце, да скроется тьма (Пушкин – Вакхические стихи)
Метафорическое изображение поэта – гражданина в образе пророка характерно для декабристской поэзии (Глинка, Кюхельбекер). Та же метафора, но только в философски обощённом плане развёртывается в стихотворении «пророк». Для Пушкина взаимоотношения поэта – пророка и тех, к кому обращено его слово, определяется свойствами самого пророка: он наделён своим исключительным даром: « И внял я небо содроганье». В стихотворении «Пророк» поэт привязан высшей волей «глаголом жечь» людские сердца. Пушкин делает упор на независимости поэтического вдохновения и творчества от мнения толпы.
Поэт! Не дорожи любовью народной. Восторженных похвал пройдёт минутный шум Услышишь суд глупца и смех толпы холодной. Но ты останься, тверд, спокоен и угрюм. Ты царь: живи один – пишет поэт в стихотворении «Поэту». В «памятнике» поэт «нерукотворными», то есть исконно совершенными, созданиями высокого искусства славит в «жестокий век» человечность, смелость и свободу, обретая бессмертие в памяти народной. И в то же время поэт – художник безразличен к «любви народной», исполнен презрения к «черни», тоскует он в забавах мира не понятый никем, гордый своим одиночеством. Он идёт свободной дорогой туда, куда влечет его свободный творческий выбор. У М. Ю. Лермонтова тема поэта – это всегда тема «поэт и общество», тема активных и часто враждебных взаимоотношений творческой личности с окружающей средой. Гонимый пророк – устойчивый образ в лирике Лермонтова, вспомним, например, «осмеянного пророка в стихотворении «Поэт», а так же слова Писателя из стихотворения «Журналист, читатель, писатель»: К чему толпы неблагодарной Мне злость и ненависть навлечь, Чтоб бранью назвали коварной Мою пророческую речь?
В стихотворении «Пророк» своё развитие пушкинской темы Лермонтов
Подчёркнуто начинает именно с того момента, на котором остановился его
Предшественник:
С тех пор, как вечный судия Мне дал всеведенье пророка…
Если пушкинскому пророку в равной мере открыт как природный, так и
Человеческий мир, то лермонтовскому внемлет лишь мирная, не знающая людских
Пороков природа:
И звёзды слушают меня, Лучами радостно играя.
«Шумный град» же встречает его насмешкой «самолюбивой пошлости», не понять высокого, аскетического инакомыслия. Различный трактовки темы поэта у Пушкина и Лермонтова сказалось в самом облике пророка. В отличие от Пушкина, наделившего его сверхъестественными свойствами, Лермонтов вносит в описание своего героя простые человеческие черты, а так же бытовые подробности. Он худ, бледен, одет в рубище, торопливо пробирается чрез город, слыша за спиной оскорбительные возгласы. Таким образом, в соответствии со всем духом творчества Лермонтова тема «пророка» раскрывается им, как трагическая. Она многогранна: это и образ общества, враждебного «любви и правде». И образ страдающей в таком обществе свободной творческой личности, и мотив трагической разобщенности интеллигенции народа, их взаимного понимания.
В XIX веке, в наступающих сумерках, когда лучшими людьми века овладевает ужас перед будущим и смертельная скорбь, Пушкин один провозглашает заздравную песню во славу жизни, вечному солнцу:
Ты солнце светлое, гори. Как это лампада бледнеет Пред ясным восходом зари, Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертием ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма!
За что мне понравилась эта сказка? за радость, которой наполнена эта . это действительно самая настоящая смешная сказка. героиня её, девочка алиса, - смешная девочка. сказочные герои, с которыми она встречается, - смешные герои. и говорят они смешно, и ведут себя смешно, и даже сердятся смешно.еще за что? за печаль, которой наполнена эта . это действительно самая настоящая грустная сказка. да и как ей не быть грустной, если рассказывал её человек, так ясно ощущавший, как летит время. не в пример шляпнику, о котором вы еще узнаете и который был со временем на равных, кэрролл слишком хорошо понимал, что пройдут годы и девочка алиса вряд ли вспомнит о своем путешествии в страну чудес. но он . она не забыла этой сказки, как не забыли её все те взрослые, которые прочитали “алису в стране чудес” детьми. за то, что это действительно самая настоящая страшная сказка. правда, на страницах её не встретится ни огнедышащих драконов, ни злых колдунов, ни коварных волшебниц. вместо них перед алисой ( и перед вами ) предстанут равнодушный и трусливый белый кролик, равнодушная и грозная королева бубён, равнодушный и глубокомысленный мартовский заяц и множество других персонажей, которым все на свете в высшей степени безразлично, кроме них самих.впрочем, самую страшную сказку стоит читать ради того, чтобы пройти её насквозь от начала до конца, и, право же, у этой сказки хороший конец.юис кэрролл не польстил подлинной алисе, как, бывает, льстит художник рисуя портрет и изображая лицо оригинала чуть красивее, а взгляд чуть благороднее, чем есть на самом деле. и в сказке алиса такая же, какой была в жизни: умная, славная, смелая, добрая и смешная. а главное, не только умная, но и добрая, не только добрая, но и умная. как много могут сделать ум и доброта, когда они заодно ! сказки кэрролла при некоторых внешних чертах сходства с юмористической народной сказкой, на самом деле стоят от нее далеко. это объясняется прежде всего принципиальным отличием характера самой схемы. внимание кэрролла к народному творчеству не ограничивается только сказкой. он обращается к песенному народному творчеству, также подвергая его переосмыслению.помимо сказочного и песенного творчества, музу кэрролл питал еще один мощный пласт национального самосознания. в сказках кэрролла оживали старинные образы, запечатленные в пословицах и поговорках. особую роль в контексте сказки кэрролла играют патентованные безумцы и чудаки. они связанны с “той могучей и дерзкой” фольклорной традицией, которая составляет одну из самых ярких черт национальной специфики самосознания.в сказках кэрролла проявилось его великолепное знание театра. это сказывается прежде всего в блестящем построении диалогов. у кэрролла диалог – это всегда поединок ( и не только словесный ), всегда противоборство, в котором и проявляют себя характеры. не менее выразительны и театрализованы и размышления самой алисы, неизменно оформляемые как монологи.особую роль в тексте выполняют и рисунки. они восполняют зрелищный аспект, недостаток которого из-за отсутствия описаний иначе неизбежно бы ощущался в тексте. сказка кэрролла с самого начала прямо ориентирована на них. они не только иллюстрируют текст; они его восполняют и проясняют. рисунки - органическая часть сказок кэрролла. другим мощным пластом в сказках кэрролла является пласт диалого-, складывающийся из пародий, заимствований, обработок, аллюзий. кэрролл словно ведет ни на минуту не прекращающийся диалог с невидимыми собеседниками.наконец, еще одним важным уровнем сказки кэрролла является уровень научный. конечно, было бы представлять его в виде единого пласта, он рассеян по всему тексту, залегает на разной глубине. в сказках кэрролл воплотился не только художественный, но и научный тип мышления. вот почему логики, , , философы, психологи находят в “алисе” материал для научных размышлений и интерпретаций.наконец, есть еще один аспект рассмотрения жанра сказки кэрролла. его предложила логик элизабет сьюэлл. она рассматривает нонсенс кэрролла как некую логическую систему, организованную по принципам игры.нонсенс, по мысли сьюэлл, есть некая интеллектуальная деятельность ( или система ), требующая для своего построения, по меньшей мере, одного игрока, а также – некоего количества предметов ( или одного предмета ), с которым он мог бы играть. такой “серии предметов” в нонсенсе становятся слова, представляющие собой по большей части названия предметов и чисел. “игра в нонсенс” состоит в отборе и организации материала в собрание неких дискретных “фишек”, из которых создается ряд отвлеченных, детализированных систем.
План.
I что без страданий жизнь поэта (строки из стихотворения Лермонтова «Я
Жить хочу»)
II Ты сам свой высший суд (строка из стихотворения А. С.Пушкина «Поэту»).
1. Глаголом жги сердца людей («Пророк» Пушкин)
2. … вечный судия Мне дал всеведенье пророка (Пророк, Лермонтов)
3. Поэт! Не дорожи любовию народной («поэту» Пушкин)
4. С отвагою свободной поэт на будущность глядит (Журналист, читатель
и писатель Лермонтов)
5. Проснёшься ль ты опять, осмеянный пророк (поэт. Лермонтов)
6. Чувства добрые я лирой пробуждал (памятник Пушкин)
III. Да здравствует солнце, да скроется тьма (Пушкин – Вакхические стихи)
Метафорическое изображение поэта – гражданина в образе пророка характерно для декабристской поэзии (Глинка, Кюхельбекер). Та же метафора, но только в философски обощённом плане развёртывается в стихотворении «пророк». Для Пушкина взаимоотношения поэта – пророка и тех, к кому обращено его слово, определяется свойствами самого пророка: он наделён своим исключительным даром: « И внял я небо содроганье». В стихотворении «Пророк» поэт привязан высшей волей «глаголом жечь» людские сердца. Пушкин делает упор на независимости поэтического вдохновения и творчества от мнения толпы.
Поэт! Не дорожи любовью народной. Восторженных похвал пройдёт минутный шум Услышишь суд глупца и смех толпы холодной. Но ты останься, тверд, спокоен и угрюм. Ты царь: живи один – пишет поэт в стихотворении «Поэту». В «памятнике» поэт «нерукотворными», то есть исконно совершенными, созданиями высокого искусства славит в «жестокий век» человечность, смелость и свободу, обретая бессмертие в памяти народной. И в то же время поэт – художник безразличен к «любви народной», исполнен презрения к «черни», тоскует он в забавах мира не понятый никем, гордый своим одиночеством. Он идёт свободной дорогой туда, куда влечет его свободный творческий выбор. У М. Ю. Лермонтова тема поэта – это всегда тема «поэт и общество», тема активных и часто враждебных взаимоотношений творческой личности с окружающей средой. Гонимый пророк – устойчивый образ в лирике Лермонтова, вспомним, например, «осмеянного пророка в стихотворении «Поэт», а так же слова Писателя из стихотворения «Журналист, читатель, писатель»: К чему толпы неблагодарной Мне злость и ненависть навлечь, Чтоб бранью назвали коварной Мою пророческую речь?
В стихотворении «Пророк» своё развитие пушкинской темы Лермонтов
Подчёркнуто начинает именно с того момента, на котором остановился его
Предшественник:
С тех пор, как вечный судия Мне дал всеведенье пророка…
Если пушкинскому пророку в равной мере открыт как природный, так и
Человеческий мир, то лермонтовскому внемлет лишь мирная, не знающая людских
Пороков природа:
И звёзды слушают меня, Лучами радостно играя.
«Шумный град» же встречает его насмешкой «самолюбивой пошлости», не понять высокого, аскетического инакомыслия. Различный трактовки темы поэта у Пушкина и Лермонтова сказалось в самом облике пророка. В отличие от Пушкина, наделившего его сверхъестественными свойствами, Лермонтов вносит в описание своего героя простые человеческие черты, а так же бытовые подробности. Он худ, бледен, одет в рубище, торопливо пробирается чрез город, слыша за спиной оскорбительные возгласы. Таким образом, в соответствии со всем духом творчества Лермонтова тема «пророка» раскрывается им, как трагическая. Она многогранна: это и образ общества, враждебного «любви и правде». И образ страдающей в таком обществе свободной творческой личности, и мотив трагической разобщенности интеллигенции народа, их взаимного понимания.
В XIX веке, в наступающих сумерках, когда лучшими людьми века овладевает ужас перед будущим и смертельная скорбь, Пушкин один провозглашает заздравную песню во славу жизни, вечному солнцу:
Ты солнце светлое, гори. Как это лампада бледнеет Пред ясным восходом зари, Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертием ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма!