Однажды, говорится в нем, когда Иисусу было пять лет, он, сидя на крылечке отцовской мастерской в Назарете, лепил из глины маленьких птичек. Глину дал ему гончар, а вот маленькому Иуде, рыжему и безобразному на лицо, никогда бы не дал, потому что тот был мальчиком злым, часто бросал камнями в хрупкие изделия гончара. Но Иисус поделился своей глиной с Иудой.
И Иуда тоже пытался лепить птичек, но у него это плохо получалось – поэтому он завидовал Иисусу, у которого птички выходили одна лучше другой. Мимо шли водонос и зеленщик. Они остановились около Иисуса, и мальчик рассказал им, как зовут его птичек, какие чудесные у них голоса, из каких дальних стран они прилетели, как много они поведали ему интересного… Он так увлеченно говорил, что и зеленщик и водонос заслушались, забыв о своих делах. А когда они собрались продолжать свой путь, Иисус указал им на Иуду: посмотрите, мол, каких замечательных птичек слепил тот мальчик. Но Иуда молчал, не отвечая на расспросы, и мужчины ушли.
Солнце стало опускаться, окрашивая окружающий мир в багровые цвета. Еще скользили в лужицах последние солнечные лучи. Иисус поймал один из и них – и птичка, окрашенная этим лучом, стала переливаться, словно алмазная. Иуда снова позавидовал Иисусу, но не смог поймать луч. Тогда он со злости передавил своих птичек, а потом стал уничтожать и иисусовых. Увидев, как мало их осталось, и, поскольку он так и не смог заставить Иуду остановиться, Иисус приказал уцелевшим трем птичкам улететь. Они поднялись на крыло и уселись на крышу дома.
И когда Иуда увидел, как взлетели глиняные птички, он зарыдал, упав к ногам Иисуса. Он любил и ненавидел его одновременно и не знал, как примирить в себе два этих чувства. Пришла Мария, подняла и мальчика. «Тебе никогда не удасться, - сказала она ему, - «сравняться с тем, кому солнечный свет служит красками» и кто может оживить мертвую глину. И не пытайся поступать так!»
Жила-была собака. Она была большая, И был у той собаки Огромный рыжий хвост. И вот, когда собака Бежала по дороге, За нею пыль вставала Почти до самых звёзд. И были у собаки Огромнейшие зубы, И лаяла собака, Как миллион собак. Когда она дышала, С домов слетали крыши И все деревья гнулись И это было так. Жила-была собака... Но только ты не бойся, Она была послушной И доброю была. Меня она любила И в гости приходила, И ела хлеб с вареньем, И сладкий чай пила. И добрая собака Со мной гулять ходила И ласково крутила Своим большим хвостом.
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? 4Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина!8— Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри — не вы! Плохая им досталась доля: 12Немногие вернулись с поля... Не будь на то господня воля, Не отдали б Москвы!Мы долго молча отступали, 16Досадно было, боя ждали, Ворчали старики: «Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры 20Чужие изорвать мундиры О русские штыки?»И вот нашли большое поле: Есть разгуляться где на воле! 24Построили редут. У наших ушки на макушке! Чуть утро осветило пушки И леса синие верхушки — 28Французы тут как тут.Забил заряд я в пушку туго И думал: угощу я друга! Постой-ка, брат мусью! 32Что тут хитрить к бою; Уж мы пойдем ломить стеною, Уж постоим мы головою За родину свою!36Два дня мы были в перестрелке. Что толку в этакой безделке? Мы ждали третий день. Повсюду стали слышны речи: 40«Пора добраться до картечи!» И вот на поле грозной сечи Ночная пала тень.Прилег вздремнуть я у лафета, 44И слышно было до рассвета, Как ликовал француз. Но тих был наш бивак открытый: Кто кивер чистил весь избитый, 48Кто штык точил, ворча сердито, Кусая длинный ус.И только небо засветилось, Все шумно вдруг зашевелилось, 52Сверкнул за строем строй. Полковник наш рожден был хватом: Слуга царю, отец солдатам... Да, жаль его: сражен булатом, 56Он спит в земле сырой.И молвил он, сверкнув очами: «Ребята! не Москва ль за нами? Умремте же под Москвой, 60Как наши братья умирали!» И умереть мы обещали, И клятву верности сдержали Мы в Бородинский бой.64Ну ж был денек! Сквозь дым летучий Французы двинулись, как тучи, И все на наш редут. Уланы с пестрыми значками, 68Драгуны с конскими хвостами, Все промелькнули перед нам, Все побывали тут.Вам не видать таких сражений!.. 72Носились знамена, как тени, В дыму огонь блестел, Звучал булат, картечь визжала, Рука бойцов колоть устала, 76И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел.Изведал враг в тот день немало, Что значит русский бой удалый, 80Наш рукопашный бой!.. Земля тряслась — как наши груди, Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий 84Слились в протяжный вой...Вот смерклось. Были все готовы Заутра бой затеять новый И до конца стоять... 88Вот затрещали барабаны — И отступили бусурманы. Тогда считать мы стали раны, Товарищей считать.92Да, были люди в наше время, Могучее, лихое племя: Богатыри — не вы. Плохая им досталась доля: 96Немногие вернулись с поля. Когда б на то не божья воля, Не отдали б Москвы!
Однажды, говорится в нем, когда Иисусу было пять лет, он, сидя на крылечке отцовской мастерской в Назарете, лепил из глины маленьких птичек. Глину дал ему гончар, а вот маленькому Иуде, рыжему и безобразному на лицо, никогда бы не дал, потому что тот был мальчиком злым, часто бросал камнями в хрупкие изделия гончара. Но Иисус поделился своей глиной с Иудой.
И Иуда тоже пытался лепить птичек, но у него это плохо получалось – поэтому он завидовал Иисусу, у которого птички выходили одна лучше другой. Мимо шли водонос и зеленщик. Они остановились около Иисуса, и мальчик рассказал им, как зовут его птичек, какие чудесные у них голоса, из каких дальних стран они прилетели, как много они поведали ему интересного… Он так увлеченно говорил, что и зеленщик и водонос заслушались, забыв о своих делах. А когда они собрались продолжать свой путь, Иисус указал им на Иуду: посмотрите, мол, каких замечательных птичек слепил тот мальчик. Но Иуда молчал, не отвечая на расспросы, и мужчины ушли.
Солнце стало опускаться, окрашивая окружающий мир в багровые цвета. Еще скользили в лужицах последние солнечные лучи. Иисус поймал один из и них – и птичка, окрашенная этим лучом, стала переливаться, словно алмазная. Иуда снова позавидовал Иисусу, но не смог поймать луч. Тогда он со злости передавил своих птичек, а потом стал уничтожать и иисусовых. Увидев, как мало их осталось, и, поскольку он так и не смог заставить Иуду остановиться, Иисус приказал уцелевшим трем птичкам улететь. Они поднялись на крыло и уселись на крышу дома.
И когда Иуда увидел, как взлетели глиняные птички, он зарыдал, упав к ногам Иисуса. Он любил и ненавидел его одновременно и не знал, как примирить в себе два этих чувства. Пришла Мария, подняла и мальчика. «Тебе никогда не удасться, - сказала она ему, - «сравняться с тем, кому солнечный свет служит красками» и кто может оживить мертвую глину. И не пытайся поступать так!»