По форме стихотворение А.Т. Твардовского «Я убит подо Ржевом» (1945 - 1946) представляет собой диалог-нравственное завещание убитого в боях подо Ржевом солдата своим соотечественникам и единомышленникам – тем, кто остался сражаться с фашизмом. Основная идея этого завещания звучит в финальных строках произведения: «Я вам жить завещаю - Что я больше могу?» Но жить, заклинает герой, всегда помня о своей стране и о тех, кто погиб во имя нее. Стихотворение сюжетно: лирический герой рассказывает «собеседникам» свою личную историю: «Я убит подо Ржевом, В безымянном болоте…», которая перерастает в историю миллионов людей, историю целой страны. Понять это в том числе, и перечисление важнейших этапов войны, которые стали для всех русских людей вехами их личной жизни. Самое страшное для героя не то, что «во всем этом мире ….ни петлички, ни лычки с гимнастерки моей», не то, что «для меня - ни известий, ни сводок после этого дня». Больше всего солдат переживает о том, что не сможет больше воевать наступлению столь важной для всех победы. Его смерть, как и смерти миллионов убитых, как и жизнь тех, кто остался сражаться, может оправдать лишь одно – победа. А ее, по мнению героя, могут обеспечить живые. Так тема памяти в стихотворении начинает переплетаться с темой ответственности и нравственного долга живых перед своей страной и своим народом (характерная черта поэтики Твардовского). Передать трагедию героя, мысли автора художественные средства стихотворения. Поэт использует экспрессивную лексику («ни дна, ни покрышки», «точно в пропасть с обрыва») и синтаксис (обилие умолчаний, неполных предложений), что позволяет передать глубину переживаний лирического героя, силу его трагедии. Этому обилие восклицательных и вопросительных (риторических) предложений, обращения. Кроме того, в стихотворении много метафор («машины воздух рвут», «речка травы прядет» и пр.) и эпитетов («горький год», «фронт горел» и т.д.)
Глава xxxi. comme il faut уже несколько раз в продолжение этого рассказа я намекал на понятие, соответствующее этому французскому заглавию, и теперь чувствую необходимость посвятить целую главу этому понятию, которое в моей жизни было одним из самых пагубных, ложных понятий, привитых мне воспитанием и обществом. род человеческий можно разделять на множество отделов -- на богатых и бедных, на добрых и злых, на военных и статских, на умных и глупых и т. д., и т. д., но у каждого человека есть непременно свое любимое главное подразделение, под которое он бессознательно подводит каждое новое лицо. мое любимое и главное подразделение людей в то время, о котором я пишу, было на людей comme il faut и на comme il ne faut pas [на порядочных и непорядочных]. второй род подразделялся еще на людей собственно не comme il faut и простой народ. людей comme il faut я уважал и считал достойными иметь со мной равные отношения; вторых -- притворялся, что презираю, но в сущности ненавидел их, питая к ним какое-то оскорбленное чувство личности; третьи для меня не существовали -- я их презирал совершенно. мое comme il faut состояло, первое и главное, в отличном французском языке и особенно в выговоре. человек, дурно выговаривавший по-французски, тотчас же возбуждал во мне чувство ненависти. "для чего же ты хочешь говорить, как мы, когда не умеешь? " -- с ядовитой насмешкой спрашивал я его мысленно. второе условие comme il faut были ногти -- длинные, отчищенные и чистые; третье было уменье кланяться, танцевать и разговаривать; четвертое, и важное, было равнодушие ко всему и постоянное выражение некоторой изящной, презрительной скуки. кроме того, у меня были общие признаки, по которым я, не говоря с человеком, решал, к какому разряду он принадлежит. главным из этих признаков, кроме убранства комнаты, печатки, почерка, , были ноги. отношение сапог к панталонам тотчас решало в моих глазах положение человека. сапоги без каблука с угловатым носком и концы панталон узкие, без штрипок, -- это был простой: сапог с узким круглым носком и каблуком и панталоны узкие внизу, со штрипками, облегающие ногу, или широкие, со штрипками, как стоящие над носком, -- это был человек mauvais genre*[дурного вкуса], и т. п. странно то, что ко мне, который имел положительную неспособность к comme il faut, до такой степени привилось это понятие. а может быть, именно оно так сильно вросло в меня оттого, что мне стоило огромного труда, чтобы приобрести это comme il faut. страшно вспомнить, сколько бесценного, лучшего в жизни шестнадцатилетнего времени я потратил на приобретение этого качества. всем, кому я подражал, -- володе, дубкову и большей части моих знакомых, -- все это, казалось, доставалось легко. я с завистью смотрел на них и втихомолку работал над французским языком, над наукой кланяться, не глядя на того, кому кланяешься, над разговором, танцеваньем, над вырабатываньем в себе ко всему равнодушия и скуки, над ногтями, на которых я резал себе мясо ножницами, -- и все-таки чувствовал, что мне еще много оставалось труда для достижения цели. а комнату, письменный стол, экипаж -- все это я никак не умел устроить так, чтоб было comme il faut, хотя усиливался, несмотря на отвращение к практическим делам, заниматься этим. у других же без всякого, казалось, труда все шло отлично, как будто не могло быть иначе. помню раз, после усиленного и тщетного труда над ногтями, я спросил у дубкова, у которого ногти были удивительно хороши, давно ли они у него такие и как он это сделал? дубков мне отвечал: "с тех пор, как себя помню, никогда ничего не делал, чтобы они были такие, я не понимаю, как могут быть другие ногти у порядочного человека". этот ответ сильно огорчил меня. я тогда еще не знал, что одним из главных условий comme il faut была скрытность в отношении тех трудов, которыми достигается comme il faut. comme il faut было для меня не только важной заслугой, прекрасным качеством, совершенством, которого я желал достигнуть, но это было необходимое условие жизни, без которого не могло быть ни счастия, ни славы, ничего хорошего на свете. я не уважал бы ни знаменитого артиста, ни ученого, ни благодетеля рода человеческого, если бы он не был comme il faut. человек comme il faut стоял выше и вне сравнения с ними; он предоставлял им писать картины, ноты, книги, делать добро, -- он даже хвалил их за это: отчего же не похвалить хорошего, в ком бы оно ни было, -- но он не мог становиться с ними под один уровень, он был comme il faut, а они нет, -- и довольно. мне кажется даже, что, ежели бы у нас был брат, мать или отец, которые бы не были comme il faut, я бы сказал, что это несчастие, но что уж между мной и ими не может быть ничего общего.
Объяснение:
Сначала дай отрывок