В основу сюжета повести Гоголя лег сюжет анекдота, но он вышел на совершенно иной, философский и художественный, уровень.У Гоголя человек подменяется чином, вещью, ее добротностью, ценой, приличием вида. Вещь так могущественна, что изменить не только образ жизни и характер героя, но и определять общественное мнение Гоголь изменял и перерабатывал реальный материал таким образом, чтобы на первый план выступила гуманная идея. Он взял героя, занимавшего одно из самых последних мест в иерархической системе царской России, тишайшее и безобиднейшее существо, никогда не причинявшее никому никакого зла, покорно сносившее всяческие лишения и насмешки, не обнаруживавшее никогда никаких притязаний, разве что притязание на самое необходимое – на шинель, и то лишь тогда, когда без нее уже никак нельзя было обойтись. И вот этого-то человека жизнь беспощадно наказывает и уничтожает…
В результате развития сюжета образ шинели становится своеобразным центром, стягивающим к себе все сюжетные линии. Шинель претендует на роль героини повествования, определяя все перипетии сюжета. Все персонажи, далекие друг от друга (Акакий Акакиевич, Петрович, значительное лицо, грабители и др.) оказываются связанными именно посредством их отношения к шинели. Центральное положение этого образа и подчеркивается заглавием повести.
Нам кажется, что события, герои, изображенные в повести, очень далеки от нас. Однако и сейчас есть люди, которые очень одиноки и им нужно наше внимание, понимание. И иногда мы не замечаем их одиночества, их страдающей живой души.
Значит, души у вас живые, к ним проложил путь Гоголь. Он нам уйти от равнодушия.
Написала до конца с этого отрывка
Пусть бор бушует под дождем,
Пусть мрачны и ненастны ночи
И на поляне волчьи очи
Зеленым светятся огнем!
Лес, точно терем без призора,
Весь потемнел и полинял,
Сентябрь, кружась по чащам бора,
С него местами крышу снял
И вход сырой листвой усыпал;
А там зазимок ночью выпал
И таять стал, все умертвив…
Трубят рога в полях далеких,
Звенит их медный перелив,
Как грустный вопль, среди широких
Ненастных и туманных нив.
Сквозь шум деревьев, за долиной,
Теряясь в глубине лесов,
Угрюмо воет рог туриный,
Скликая на добычу псов,
И звучный гам их голосов
Разносит бури шум пустынный.
Льет дождь, холодный, точно лед,
Кружатся листья по полянам,
И гуси длинным караваном
Над лесом держат перелет.
Но дни идут. И вот уж дымы
Встают столбами на заре,
Леса багряны, недвижимы,
Земля в морозном серебре,
И в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит Осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота,
Среди двух высохших осин,
Видна ей синева долин
И ширь пустынного болота,
Дорога на далекий юг:
Туда от зимних бурь и вьюг,
От зимней стужи и метели
Давно уж птицы улетели;
Туда и Осень поутру
Свой одинокий путь направит
И навсегда в пустом бору
Раскрытый терем свой оставит.
Прости же, лес! Прости, прощай,
День будет ласковый, хороший,
И скоро мягкою порошей
Засеребрится мертвый край.
Как будут странны в этот белый,
Пустынный и холодный день
И бор, и терем опустелый,
И крыши тихих деревень,
И небеса, и без границы
В них уходящие поля!
Как будут рады соболя,
И горностаи, и куницы,
Резвясь и греясь на бегу
В сугробах мягких на лугу!
А там, как буйный пляс шамана,
Ворвутся в голую тайгу
Ветры из тундры, с океана,
Гудя в крутящемся снегу
И завывая в поле зверем.
Они разрушат старый терем,
Оставят колья и потом
На этом остове пустом
Повесят инеи сквозные,
И будут в небе голубом
Сиять чертоги ледяные
И хрусталем и серебром.
А в ночь, меж белых их разводов,
Взойдут огни небесных сводов,
Заблещет звездный щит Стожар –
В тот час, когда среди молчанья
Морозный светится пожар,
Расцвет полярного сиянья.