В рассказе Шукшина господствует диалог. Это и диалог в его
классическом виде — как обмен репликами между персонажами
(«Хозяин бани и огорода», «Охота жить!», «Срезал», «Космос,
нервная система и шмат сала») или как пытание героем самого
себя («Думы», «Страдания молодого Ваганова»). Это и диалог в
монологе — как’явная’или неявная полемика героя с чужим со
знанием, представленным в голосе героя в виде зоны чужой речи
(«Штрихи к портрету», «Алеша Бесконвойный»), или как разно
голосье в речи самого героя, обнажающее противоречивость его
собственного сознания («Раскас», «Постскриптум», «Два пись
ма», «Миль пардон, мадам!»), порой в одном рассказе переплета
ются несколько форм диалога («Верую!», «Письмо», «Земляки»).
Всеохватывающая диалогичность шукшинского рассказа создает
ощущение того, что речь идет о нашей общей мысли, которая
живет в тугом узле позиций всех, кто явно или неявно участвует в
философском споре. Истина где-то там, внутри общего размыш
ления. Герою она никак не дается в руки. Больше того, чем уве
реннее судит какой-нибудь старик Баев или Н.Н. Князев, «граж
данин и человек», о смысле жизни, тем дальше от этого смысла
он отстоит.
Во второй главе повести есть прекрасное описание запорожской степи. Тарас со своими сыновьями едет в Запорожскую Сечь. Каждый из героев озабочен своими мыслями, волнениями. Бульба думает о своей уже молодости.
Объяснение: