Опытный читатель заметит, что в балладе Жуковского «Светлана» в огромной степени выражен мотив романтического двоемирия. Даже само название баллады несет в себе лучезарный поток света. С первых страниц автор погружает нас в волшебный и таинственный мир святочных гаданий. Но непринужденная легкость ворожбы сменяется грустной картиной – Жуковский описывает печаль прекрасной Светланы, которая потеряла веру в гадания, так как одинока и никак не может встретить своего любимого мужчину. После описания этой сцены, автор переходит к настоящему накал эмоций через прием мотива сна, как инструмента связи с потусторонним миром. Во сне Светлана видит своего возлюбленного, но тот оказывается мертвецом. Мертвый жених заманивает Светлану в лесную чащу и затем оставляет ее. Испуганная девушка видит избушку и решается войти в нее. Открыв дверь, Светлана увидела перед собой гроб, уготовленный для нее. Из темной пучины страшного сна девушку вырвала молитва. Но сон в балладе выступает не в роли предвестника несчастий, а просто отражает подсознательные страхи Светланы. Вместе с пробуждением девушки, тьма исчезает, а утром она встречает свою судьбу.
В июле, когда температура днем достигает сорока по Цельсию – тепловое равновесие континентальной Колымы, – повинуясь тяжелой силе внезапных дождей, на лесных полянках поднимаются, пугая людей, неестественно огромные маслята со скользкими змеиными шкурами, пестрыми змеиными шкурами – красные, синие, желтые... Внезапные эти дожди приносят тайге, лесу, камням, мхам, лишайнику только минутное облегчение. Природа и не рассчитывала на этот плодоносящий, животворный, благодетельный дождь. Дождь раскрывает все скрытые силы природы, и шляпки маслят тяжелеют, растут – по полметра в диаметре. Это пугающие, чудовищные грибы. Дождь приносит лишь минутное облегчение – в глубоких ущельях лежит зимний, навечный лед. Грибы, их молодая грибная сила вовсе не для льда. И никакие дожди, никакие потоки воды не страшны этим гладким алюминиевым льдинам. Лед прикрывает собой камень русла, становится похожим на цемент взлетной дорожки аэродрома... И по Руслу, по этой взлетной дорожке, убыстряя свое движение, свой бег, летит вода, накопившаяся на горных пластах после многодневных дождей, соединившаяся с растаявшим снегом, снег превратившая в воду и позвавшая в небо, в полет...
Бурная вода сбегает, слетает с горных вершин по ущельям, добирается до русла реки, где поединок солнца и льда уже закончен, лед растаял. В ручье лед еще не растаял. Но трехметровый лед ручью не помеха. Вода бежит прямо к реке по этой мерзлой взлетной дорожке. Ручей в синем небе кажется алюминиевым, непрозрачным, но светлым и легким алюминием. Ручей разбегается по гладкому блестящему льду. Разбегается и прыгает в воздух. Ручей давно, еще в начале бега, в вершинах скал считает себя самолетом, и взвиться над рекой – единственное желание ручья.
Разбежавшийся, сигарообразный, алюминиевый ручей взлетает в воздух, прыгает с обрыва в воздух. Ты – холоп Никитка, придумавший крылья, придумавший птичьи крылья. Ты – Татлин-Летатлин, доверивший дереву секреты птичьего крыла. Ты – Лилиенталь...
Разбежавшийся ручей прыгает и не может не прыгать – набегающие волны теснят те, что ближе к обрыву.
Прыгает в воздух и разбивается о воздух. У воздуха оказывается каменная сила, каменное сопротивление – только на первый взгляд издали воздух кажется «средой» из учебников, свободной средой, где можно дышать, двигаться, жить, летать.
Ясно видно, как хрустальная струя воды ударяется о голубую воздушную стену, прочную стену, воздушную стену. Ударяется и разбивается вдребезги – в брызги, в капли, бессильно падая с десятиметровой высоты в ущелье.
Оказывается, что гигантской воды, скопленной в ущельях, в разбеге силы, достаточной для того, чтобы сокрушить скалистые берега, выворачивать деревья с корнем и бросать их в поток, шатать и разламывать скалы, сметать все на своем пути в законе половодья, потока, – этой силы мало, чтобы справиться с косностью воздуха, того самого воздуха, которым так легко дышать, воздуха, который прозрачен и уступчив, уступчив до невидимости и кажется символом такой свободы. У этого воздуха, оказывается, есть такие косные силы, с которыми не сравнится никакая скала, никакая вода.
Брызги, капли мгновенно соединяются вновь, снова надают, снова разбиваются и с визгом, ревом добираются до русла – огромных каменных валунов, шлифованных веками, тысячелетиями...
Ручей доползает до русла реки по тысяче дорожек между валунов, камней, камешков, которые капли, ручеечки, ниточки укрощенной воды боятся и пошевелить. Ручей, разбитый, укрощенный, тихо, беззвучно вползает в реку, очерчивая светлый полукруг в темной воде бегущей мимо реки. Реке нет дела до этого ручья-Летатлина, ручья-Лилиенталя. Реке некогда ждать. Впрочем, река чуть отступает, давая место светлой воде разбитого ручья, и видно, как поднимаются из глубины к светлому полукругу, заглядывая в ручей, горные хариусы. Хариусы стоят в темной реке близ светлого полукруга воды, на устье ручья. Рыбная ловля здесь неизменно хороша.
Объяснение:
Климко був дуже хоробрим і відважним, сильним хлопчиком. Він пришов нелегкий шлях і поборов його.
якось так