ответ:Это было давно, в той жизни, которая «не вернётся уже вовеки». Рассказчик шёл по большой дороге, а впереди, в небольшой берёзовой роще, мужики косили траву и пели.
Рассказчика окружали поля «серединной, исконной России».
Казалось, что нет, да никогда и не было, ни времени, ни деления его на века, на годы в этой забытой — или благословенной — богом стране.
Косцы шли издалека «по нашим, орловским местам» в ещё более плодородные степи, по дороге справляться с обильным сенокосом. Они были дружны, беззаботны и «охочи к работе». От местных косцов они отличались говором, обычаями и одеждой.
Неделю назад они косили в ближнем от поместья рассказчика лесу. Проезжая мимо, он видел, как косцы «заходили на работу» — пили родниковую воду, становились в ряд и пускали косы широким полукругом. Когда рассказчик возвращался, косцы ужинали. Он заметил, что они едят «страшные своим дурманом грибы-мухоморы», сваренные в котелке. Рассказчик ужаснулся, а косцы, смеясь, сказали: «Ничего, они сладкие, чистая курятина!».
Теперь они пели, а рассказчик слушал и не мог понять, «в чём такая дивная прелесть их песни». Прелесть была в кровном родстве, которое чувствовал рассказчик между собой и этими косцами, едиными с окружающей их природой.
И ещё в том была ... прелесть, что эта родина, этот наш общий дом была — Россия, и что только её душа могла петь так, как пели косцы в этом откликающемся на каждый их вздох берёзовом лесу.
Пение было похоже на единый вздох сильной молодой груди. Так непосредственно и легко пелось только в России. Косцы шли, без малейших усилии «обнажая перед собой поляны» и выдыхали песню, в которой «расставались с родимой сторонушкой», тосковали и прощались перед гибелью, но всё-таки не верили «в эту безнадёжность». Они знали, что не будет настоящей разлуки, пока над ними «родное небо, а вокруг — беспредельная Русь свободная и полная сказочных богатств.
Плакал в песне добрый молодец, и заступалась за него родная земля, выручали его звери и птицы, получал он ковры-самолёты и шапки-невидимки, текли для него молочные реки и разворачивались скатерти-самобранки. Улетал он из темницы ясным соколом, и прятали его от врагов дебри дремучие.
И ещё было в этой песне то, что чувствовал и рассказчик, и косцы: бесконечное счастье. Эти далёкие дни ибо ничто не вечно, Отказались от своих детей «древние заступники ... поруганы молитвы и заклятия, иссохла Мать-Сыра-Земля». Наступил конец, «предел божьему прощению».
Объяснение:
Среди работ Михаила Михайловича Инькова выделяется памятник святому Кириллу, епископу Туровскому (Архитектор Н. Лукъянчик). Это первое монументальное произведение скульптора и первый в Беларуси памятник, возведение которого велось под протекторатом Белорусской православной церкви. Памятник посвящен не только просветителю, славному писателю Кириллу Туровскому, произведения которого вошли в золотой фонд древнерусской литературы, но и Святому Кириллу – епископу, богослову, проповеднику. Основа композиции монумента — семиметровый крест необычной византийской формы. Он придает всему памятнику ясный силуэт, а также сильное пространственное и конструкционное звучание. С крестом соединена фигура Кирилла Туровского: он выступает вперед из массы креста и смотрит прямо перед собой, приподняв голову. Руки приподняты на уровне груди – в левой он держит книгу, жест правой прочитывается как указание на этот фолиант с крестом на обложке. Из-за того, что фигура немного сдвинута в левую сторону относительно креста, книга воспринимается как центр композиции. Вокруг головы святого — нимб. Справа, рядом с книгой, на кресте расположена надпись на старославянском языке «Святой Кирилл Епископ Туровский». Скульптура монументальная, статуарная, спокойная — в ней нет резкого движения, экспрессии, что характерно для традиции православной иконописи. Пьедестал волнообразный: из него поднимается крест, на котором выдается фигура святого, лицом повернута на восток. Монумент находится на Замковой горе, сделан из бетона, покрыт медью. Открыт 11 мая 1993 года.
Объяснение:
Объяснение:
Менде блми атрм