Весь роман построен на цепи постоянно обостряющихся споров и столкновений между Павлом Петровичем и Базаровым. Сначала "отцы" снисходительно,с иронией и сознанием собственного превосходства выслушивают "детей", как бы понимая, что для молодёжи всегда свойственны увлечения и крайности. Узнав, что Базаров негилист, Павел Петрович сперва решил, что он - пустой критикан. Однако, убедившись, что Базаров не так пуст и безопасен, как ему сначало показалось, Павел Петрович потерял своё спокойствие, самоуверенность и чувство превосходства. Споры "отцов" и "детей" велись вокруг самых разных вопросов, волновавших общественную мысль 60-х годов XIX века, - об отношении к дворянскому культурному наследию, об искусстве и науки, об идеализме и материализме, о нравственных принципах, о воспитании, об общественном долге. Это уже были скорее не споры, а столкновения мнений, взглядов людей. Таким образом, в романе "Отцы и дети" идейные взгляды и противоречия, характеры и чувства рассматриваются в свете столкновения не только разных поколений русского общества, сколько представителей двух разных общественных классов - дворян и разночинцев, олицетворяющих собой настоящее и будущее России.
P.S. надеюсь немного
"Слова нынче дёшевы" - Клеонт.
"Как легко убеждают нас те, кого мы любим!" - Клеонт.
"Я буду ненавидеть её с такой же силой, с какой любил!" - Клеонт.
"Многие с радостью бы дали мне взаймы,но вы мой лучший друг, и я боялся, что обижу Вас, если по у кого-нибудь другого." - Доронат. (в объяснении удилите внимание как раз такой проблеме как взаимоотношения между друзьями)
"Да, сзади такой же дурак, как и спереди". - Госпожа Журден
"От нервного брака ничего хорошего не жди". - г-жа Журден. ( на мой взгляд, лучшая цитата, легко будет её объяснить жизненными примерами, особенно если содержание произведения вы плохо знаете.)
"Если бы к его богатству ещё хоть немного вкуса". - Учитель танцев.
– В гимназии вместе учились! – продолжал тонкий. – Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за то, что я ябедничать любил. Хо-хо… Детьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе… А это моя жена, урожденная Ванценбах… лютеранка.
Ну, как живешь, друг? – спросил толстый, восторженно глядя на друга. – Служишь где? Дослужился? Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое… ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству… Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось уже статский? А?
– Нет, милый мой, поднимай повыше, – сказал толстый. – Я уже до тайного дослужился… Две звезды имею.
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился…
Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
друзья детства – и к чему тут это чинопочитание!