Различные отзывы о повести А. С. Пушкина "Капитанская дочка"
«Капитанская дочка» появилась 22 декабря 1836 года в четвертом номере пушкинского «Современника» . Один из первых отзывов, написанных после публикации повести, принадлежит В. Ф. Одоевскому и датируется приблизительно 26 декабря того же года. «Вы знаете все, что я об Вас думаю и к Вам чувствую, — пишет Одоевский Пушкину, — но вот критика не в художественном, но в читательском отношении: Пугачев слишком скоро после того как о нем в первый раз говорится, нападает на крепость; увеличение слухов не довольно растянуто — читатель не имеет времени побояться за жителей Белогорской крепости, когда она уже и взята» . По-видимому, Одоевского поразила лаконичность повествования, неожиданность и быстрота сюжетных поворотов, композиционная динамичность, не свойственные, как правило, историческим произведениям того времени. Одоевский высоко оценил образ Савельича, назвав его «самым трагическим лицом» . Пугачев, с его точки зрения, «чудесен; он нарисован мастерски. Швабрин набросан прекрасно, но только набросан; для зубов читателя трудно пережевать его переход из гвардии офицера в сообщники Пугачева. <...> Швабрин слишком умен и тонок, чтобы поверить в возможность успеха Пугачева, и недовольно страстен, чтобы из любви к Маше решиться на такое дело. Маша так долго в его власти, а он не пользуется этими минутами. Покаместь Швабрин для меня имеет много нравственно-чудесного; может быть, как прочту в третий раз, лучше пойму» (Пушкин, т. 16, с. 195—196). Сохранились сочувственные положительные характеристики «Капитанской дочки» , принадлежащие В. К. Кюхельбекеру, П. А. Катенину, П. А. Вяземскому, А. И. Тургеневу. К отзывам литературных соратников Пушкина примыкает и позднейший отклик писателя В. А. Соллогуба: «Есть произведение Пушкина, мало оцененное, мало замеченное, а в котором, однако, он выразил все свое знание, все свои художественные убеждения. Это история Пугачевского бунта. В руках Пушкина, с одной стороны, были сухие документы, тема готовая. С другой стороны, его воображению не могли не улыбаться картины удалой разбойничьей жизни, русского прежнего быта, волжского раздолья, степной природы. Тут поэту дидактическому и лирическому был неисчерпаемый источник для описаний, для порывов. Но Пушкин превозмог самого себя. Он не дозволил себе отступить от связи исторических событий, не проронил лишнего слова, — спокойно распределил в должной соразмерности все части своего рассказа, утвердил свой слог достоинством, спокойствием и лаконизмом истории и передал просто, но гармоническим языком исторический эпизод. В этом произведении нельзя не видеть, как художник мог управлять своим талантом, но нельзя же было и поэту удержать избыток своих личных ощущений, и они вылились в Капитанской дочке, они придали ей цвет, верность, прелесть, законченность, до которой Пушкин никогда еще не возвышался в цельности своих произведений. Капитанская дочка была, так сказать, наградой за Пугачевский бунт. Она служит доказательством, что в делах искусства всякое усилие таланта, всякое критическое самообуздывание приносит свое плодотворное последствие и дает дальнейшим попыткам новые силы, новую твердость» (Соллогуб В. А. Опыты критических оценок. Пушкин в его сочинениях. 15 апреля 1865 года. — «Беседы в Обществе любителей российской словесности при имп. Московском университете» , вып. I. М. , 1867, отдел 2, с. 4). Многие писатели пушкинского времени были в целом единодушны в признании литературных достоинств «Капитанской дочки» . К их числу принадлежал и Гоголь, писавший 25 января 1837 года из Парижа Н. Я. Прокоповичу: «Кстати о литературных новостях: они, однако ж, не тощи. Где выберется у нас полугодие, в течение которого явились бы разом две такие вещи, каковы «Полководец» и «Капитанская дочь» . Видана ли была где такая прелесть! Я рад, что «Капитанская дочь» произвела всеобщий эффект» (Гоголь, т. XI, с. 85).
Роста (ростом) в косую сажень. Плечи - косая сажень (в плечах косая сажень) . Поутру с сажень, в полдень - пядень, а к вечеру через поле хватает (тень) . Пять верст до небес и все лесом. Эка верста выросла (как Коломенская верста) . За семь верст киселя хлебать. Ты от дела на недельку, а оно от тебя на саженьку. Видеть на сажень сквозь землю. Загадка разгадка да семь верст правды. Каждый купец на свой аршин мерит. Прямой, будто аршин проглотил. Семи пядей во лбу. Сам с ноготок, а борода с локоток. От горшка два вершка, а уже указчик. Полено к полену - сажень. Москва верстой далека, а сердцу рядом. Любовь верстами не меряется. Сто верст молодцу не крюк. От слова до дела - целая верста. Верстой ближе - пятаком дешевле. Жили с локоть, а осталось с ноготь. В чужих руках ноготок с локоток. Дай с ноготок, запросит с локоток. Семь аршин говядины да три фунта лент (о бессмыслице) . Аршин на кафтан, два на заплаты. Нос с локоть, а ума с ноготь. Чужой земли не надо нам ни пяди, но и своей вершка не отдадим. Не уступить ни пяди. Для друга семь верст не околица. II. Меры объема, массы, веса. Мал золотник да дорог. Слава приходит золотниками, а уходит рублями. Человека узнаешь, когда с ним пуд соли расхлебаешь. Свой золотник чужого пуда дороже. Сено - на пуд, а золото - на золотники. Весной ведро воды - ложка грязи, осенью ложка воды - ведро грязи. В бездомную бочку воды не натаскаешь. Ложка дегтя в бочке меда. Свой грех - с орех, а чужой - с ведро. Пустая бочка пуще гремит. Бездонную бочку не наполнишь, жадное брюхо не накормишь. Не худо, что просвира с полпуда. Худое валит пудами, а хорошее золотниками. Пудовое горе с плеч свалишь, а золотником подавишься. Велик пень, да у него в голове ни на ползолотника мозгу. III. Меры денежного обращения. Добрая слава рубля дороже. Гроша не стоит, а выглядит рублем. Без копейки рубль не живет. Из копеек рубли складываются. Копейка рубль бережет. Не было не гроша, да вдруг алтын. Хорош, пригож, а дела ни на грош. У нашего Андрюши нет ни полушки. Лучше понести на гривну убытку, чем на алтын стыда. Ворованная копеечка карман дерет: сама уйдет и рубль уведет. Ломаного (медного) гроша не стоит. Трудовая копейка дорогого стоит. Денег ни гроша, зато слава хороша. За душой копейки нет. Кто не богат, тот и рублю рад (алтыну) . Наживной рубль дорог, даровой - дешев. Ум без догадки гроша не стоит. Рыжий да рябой - самый дорогой: что ни рябина, то полтина. алтына - рублем прост будешь. Скупому душа дешевле гроша. Не жалей алтына: отдашь полтину. Пропал ни за грош. Счастье бедному - алтын; богатому - миллион. Ни ломаного гроша, ни слепой полушки. Из худого кармана и последний грош валится. Хлебу мера, деньгам - счет. Всюду вхож, как медный грош. Работнику полтина, мастеру рубль. Швецу гривна, закройщику рубль. Был бы ум, будет и рубль; не будет ума, не будет и рубля. Совести и на копейку нет. Судьба - индейка, а жизнь - копейка. Переводит рубли на пятаки. Рубль наживает, а два проживает. За морем телушка - полушка, да рубль перевоз. Ни в грош не ставит. Приданого - частый гребень, да веник, да алтын денег.
Роста (ростом) в косую сажень. Плечи - косая сажень (в плечах косая сажень) . Поутру с сажень, в полдень - пядень, а к вечеру через поле хватает (тень) . Пять верст до небес и все лесом. Эка верста выросла (как Коломенская верста) . За семь верст киселя хлебать. Ты от дела на недельку, а оно от тебя на саженьку. Видеть на сажень сквозь землю. Загадка разгадка да семь верст правды. Каждый купец на свой аршин мерит. Прямой, будто аршин проглотил. Семи пядей во лбу. Сам с ноготок, а борода с локоток. От горшка два вершка, а уже указчик. Полено к полену - сажень. Москва верстой далека, а сердцу рядом. Любовь верстами не меряется. Сто верст молодцу не крюк. От слова до дела - целая верста. Верстой ближе - пятаком дешевле. Жили с локоть, а осталось с ноготь. В чужих руках ноготок с локоток. Дай с ноготок, запросит с локоток. Семь аршин говядины да три фунта лент (о бессмыслице) . Аршин на кафтан, два на заплаты. Нос с локоть, а ума с ноготь. Чужой земли не надо нам ни пяди, но и своей вершка не отдадим. Не уступить ни пяди. Для друга семь верст не околица. II. Меры объема, массы, веса. Мал золотник да дорог. Слава приходит золотниками, а уходит рублями. Человека узнаешь, когда с ним пуд соли расхлебаешь. Свой золотник чужого пуда дороже. Сено - на пуд, а золото - на золотники. Весной ведро воды - ложка грязи, осенью ложка воды - ведро грязи. В бездомную бочку воды не натаскаешь. Ложка дегтя в бочке меда. Свой грех - с орех, а чужой - с ведро. Пустая бочка пуще гремит. Бездонную бочку не наполнишь, жадное брюхо не накормишь. Не худо, что просвира с полпуда. Худое валит пудами, а хорошее золотниками. Пудовое горе с плеч свалишь, а золотником подавишься. Велик пень, да у него в голове ни на ползолотника мозгу. III. Меры денежного обращения. Добрая слава рубля дороже. Гроша не стоит, а выглядит рублем. Без копейки рубль не живет. Из копеек рубли складываются. Копейка рубль бережет. Не было не гроша, да вдруг алтын. Хорош, пригож, а дела ни на грош. У нашего Андрюши нет ни полушки. Лучше понести на гривну убытку, чем на алтын стыда. Ворованная копеечка карман дерет: сама уйдет и рубль уведет. Ломаного (медного) гроша не стоит. Трудовая копейка дорогого стоит. Денег ни гроша, зато слава хороша. За душой копейки нет. Кто не богат, тот и рублю рад (алтыну) . Наживной рубль дорог, даровой - дешев. Ум без догадки гроша не стоит. Рыжий да рябой - самый дорогой: что ни рябина, то полтина. алтына - рублем прост будешь. Скупому душа дешевле гроша. Не жалей алтына: отдашь полтину. Пропал ни за грош. Счастье бедному - алтын; богатому - миллион. Ни ломаного гроша, ни слепой полушки. Из худого кармана и последний грош валится. Хлебу мера, деньгам - счет. Всюду вхож, как медный грош. Работнику полтина, мастеру рубль. Швецу гривна, закройщику рубль. Был бы ум, будет и рубль; не будет ума, не будет и рубля. Совести и на копейку нет. Судьба - индейка, а жизнь - копейка. Переводит рубли на пятаки. Рубль наживает, а два проживает. За морем телушка - полушка, да рубль перевоз. Ни в грош не ставит. Приданого - частый гребень, да веник, да алтын денег.
«Капитанская дочка» появилась 22 декабря 1836 года в четвертом номере пушкинского «Современника» . Один из первых отзывов, написанных после публикации повести, принадлежит В. Ф. Одоевскому и датируется приблизительно 26 декабря того же года. «Вы знаете все, что я об Вас думаю и к Вам чувствую, — пишет Одоевский Пушкину, — но вот критика не в художественном, но в читательском отношении: Пугачев слишком скоро после того как о нем в первый раз говорится, нападает на крепость; увеличение слухов не довольно растянуто — читатель не имеет времени побояться за жителей Белогорской крепости, когда она уже и взята» . По-видимому, Одоевского поразила лаконичность повествования, неожиданность и быстрота сюжетных поворотов, композиционная динамичность, не свойственные, как правило, историческим произведениям того времени. Одоевский высоко оценил образ Савельича, назвав его «самым трагическим лицом» . Пугачев, с его точки зрения, «чудесен; он нарисован мастерски. Швабрин набросан прекрасно, но только набросан; для зубов читателя трудно пережевать его переход из гвардии офицера в сообщники Пугачева. <...> Швабрин слишком умен и тонок, чтобы поверить в возможность успеха Пугачева, и недовольно страстен, чтобы из любви к Маше решиться на такое дело. Маша так долго в его власти, а он не пользуется этими минутами. Покаместь Швабрин для меня имеет много нравственно-чудесного; может быть, как прочту в третий раз, лучше пойму» (Пушкин, т. 16, с. 195—196).
Сохранились сочувственные положительные характеристики «Капитанской дочки» , принадлежащие В. К. Кюхельбекеру, П. А. Катенину, П. А. Вяземскому, А. И. Тургеневу.
К отзывам литературных соратников Пушкина примыкает и позднейший отклик писателя В. А. Соллогуба: «Есть произведение Пушкина, мало оцененное, мало замеченное, а в котором, однако, он выразил все свое знание, все свои художественные убеждения. Это история Пугачевского бунта. В руках Пушкина, с одной стороны, были сухие документы, тема готовая. С другой стороны, его воображению не могли не улыбаться картины удалой разбойничьей жизни, русского прежнего быта, волжского раздолья, степной природы. Тут поэту дидактическому и лирическому был неисчерпаемый источник для описаний, для порывов. Но Пушкин превозмог самого себя. Он не дозволил себе отступить от связи исторических событий, не проронил лишнего слова, — спокойно распределил в должной соразмерности все части своего рассказа, утвердил свой слог достоинством, спокойствием и лаконизмом истории и передал просто, но гармоническим языком исторический эпизод. В этом произведении нельзя не видеть, как художник мог управлять своим талантом, но нельзя же было и поэту удержать избыток своих личных ощущений, и они вылились в Капитанской дочке, они придали ей цвет, верность, прелесть, законченность, до которой Пушкин никогда еще не возвышался в цельности своих произведений.
Капитанская дочка была, так сказать, наградой за Пугачевский бунт. Она служит доказательством, что в делах искусства всякое усилие таланта, всякое критическое самообуздывание приносит свое плодотворное последствие и дает дальнейшим попыткам новые силы, новую твердость» (Соллогуб В. А. Опыты критических оценок. Пушкин в его сочинениях. 15 апреля 1865 года. — «Беседы в Обществе любителей российской словесности при имп. Московском университете» , вып. I. М. , 1867, отдел 2, с. 4).
Многие писатели пушкинского времени были в целом единодушны в признании литературных достоинств «Капитанской дочки» . К их числу принадлежал и Гоголь, писавший 25 января 1837 года из Парижа Н. Я. Прокоповичу: «Кстати о литературных новостях: они, однако ж, не тощи. Где выберется у нас полугодие, в течение которого явились бы разом две такие вещи, каковы «Полководец» и «Капитанская дочь» . Видана ли была где такая прелесть! Я рад, что «Капитанская дочь» произвела всеобщий эффект» (Гоголь, т. XI, с. 85).