«Прежде, в годы молодые, любя музыку, ходил я на филармонические концерты, в оперный театр. Рояль, нежная скрипка, могучий орган, симфонический оркестр, романс, пес-ня, ария, дуэт или опера - все было по сердцу.
время. А теперь музыке! Она мне - не вдруг! - но услышать и прежде неведанную музыку жизни.
Поневоле внимаешь грозе, шумному ливню, могучему ледоходу, морскому шторму. Но понемногу, словно отворяется слух. От грома и молний переходишь к простому, будничному, но не менее прекрасному и оно всегда рядом, возле старого дома, в нашем дворе.
В детстве все мы грезим чем-то далеким, великим: Гималаями, Альпами, Великим Океаном - красой непостижимой художникам. Они мне открыли глаза и увидеть иное. Этюд в Русском музее. Даже не помню чей, кажется Шишкина. Клочок земли, трава и простые ромашки. Но вдруг, словно стены ушли и большого города нет, а живая земля - вот она, и живая трава, цветок. Разве не чудо? Или портрет Нади Дервиз, Валентина Серова, неоконченный, написанный даже не на холсте, а на листе кровельного железа. И вовсе ведь не, красавица. Но какие глаза… Какое лицо дивное! Вот он - твой человек, мне близкий. А сколько их рядом?.. Проходят мимо мною незамеченные художникам. Они мне. Теперь я в музеях бываю редко, но всякий день вижу красоту земли, людей, жизни. И все это здесь, возле старого дома».
В таком домике вполне могла бы жить старая ведьма. Согнутая в три погибели, с палкой-клюкой намного выше ее самой, она бы передвигалась по хате, шаркая ногами и что-то постоянно бурча себе под нос. Под ногами у ведьмы мельтешит кот - черный, и, как ни странно, упитанный и лоснящийся. Пальцы у ведьмы-старух, хоть и крючковатые, как она сама, но подвижные - вот она достает из какого-то мешочка травки, вот кидает их в бурлящий на печи горшочек. На печи кто-то завозился, завздыхал, и тут моему взору открылась белая, как снег, пятка, а через мгновение показалась и вся ее обладательница: черная коса до пояса свешивается через плечо, тонкий стан перехвачен искусно расшитым пояском, а взгляд черных, недобрых глаз заставляет сердце трепыхать и останавливатся в страхе.
"Аленушка" - одна из самых известных картин замечательного русского художника В. М. Васнецова. Художник запечатлел конец лета или раннюю осень, потому что листья на деревьях и камыш еще совсем зеленые. Но есть уже и золотистые листья, и багровые. Они упали на зеркальную поверхность озера. Прямо в центре картины на сером камне одиноко сидит грустная Аленушка. Одета она очень бедно. На ней старенький ситцевый сарафан, вылинявшая кофта. Ноги босые, хотя уже, наверное, холодно. Аленушка задумчиво смотрит в омут, в темных глазах ее стоят слезы, а все лицо выражает глубокую печаль и горе. Длинные каштановые волосы спутанными прядями рассыпались по плечам. Тонкие Але-нушкины пальцы крепко сжаты, худенькие руки обхватили колени. Кажется, что вот-вот из полуоткрытого рта девочки вырвется тяжелый стон, что она позовет на Но вокруг никого нет. Только птицы щебечут над головой Аленушки, стараются рассеять ее печаль. А за спиной ее - молодые березки, осинки, елочки, они как бы охраняют девочку, защищают от злых людей. Картина навевает грустное настроение, очень жалко печальную Аленушку. Конечно, сочувствует ей и художник, так ласково назвавший свою картину.
Рассказ «Музыка старого дома».
«Прежде, в годы молодые, любя музыку, ходил я на филармонические концерты, в оперный театр. Рояль, нежная скрипка, могучий орган, симфонический оркестр, романс, пес-ня, ария, дуэт или опера - все было по сердцу.
время. А теперь музыке! Она мне - не вдруг! - но услышать и прежде неведанную музыку жизни.
Поневоле внимаешь грозе, шумному ливню, могучему ледоходу, морскому шторму. Но понемногу, словно отворяется слух. От грома и молний переходишь к простому, будничному, но не менее прекрасному и оно всегда рядом, возле старого дома, в нашем дворе.
В детстве все мы грезим чем-то далеким, великим: Гималаями, Альпами, Великим Океаном - красой непостижимой художникам. Они мне открыли глаза и увидеть иное. Этюд в Русском музее. Даже не помню чей, кажется Шишкина. Клочок земли, трава и простые ромашки. Но вдруг, словно стены ушли и большого города нет, а живая земля - вот она, и живая трава, цветок. Разве не чудо? Или портрет Нади Дервиз, Валентина Серова, неоконченный, написанный даже не на холсте, а на листе кровельного железа. И вовсе ведь не, красавица. Но какие глаза… Какое лицо дивное! Вот он - твой человек, мне близкий. А сколько их рядом?.. Проходят мимо мною незамеченные художникам. Они мне. Теперь я в музеях бываю редко, но всякий день вижу красоту земли, людей, жизни. И все это здесь, возле старого дома».