Козы Корпеш — Баян сулу — казахская лиро-эпическая поэма XIII — XIV веков, записана в середине XIX века. Поэма была известна в устных вариантах в исполнении акынов Сыбанбая, Бекбау, Жанака, Шоже. Из около 20 вариантов наиболее известен вариант Жанака. В письменном варианте наиболее распространены версии, записанные собирателями фольклора Саблуковым (1831 год), Г. Дербисалиным (1834 год), А. Фроловым (1841 год), Ч. Валихановым (1856 год). На русском языке поэма была издана М. Путинцевым в 1865 году, затем была включена в третий том сборника В. Радлова «Образцы народной литературы тюркских племён» 1870 годов[1].
Скажите разве обычный читатель задумывается над композицией произведения? Но правил без исключений не бывает. Перелистывая как-то страницы романа, я остановился на дуэли Печорина с Грушницким. Конечно же, зачитался, потому что очень люблю этот эпизод. И вдруг поймал себя на том, что я знал результат этой дуэли еще до развязки! Знал! Причем автор не раз упоминал об этом! В дневниковых записях, где Печорин рассказывает о своем настроении в крепости (повесть «Бэла») , во встрече с Печориным на станции, в сообщении о его смерти в Персии.. . Я был просто поражен: как же так, зачем заранее снимать напряжение в одном из ключевых эпизодов? Только потом понял: Лермонтов достиг этим более высокой цели: зная, что случится, я — с не меньшим увлечением! — читал, анализируя, как это произойдет. И вдруг мне открылась высшая справедливость Печорина, его желание иметь право, поставив человека в опасную ситуацию, самому эту ситуацию испытать. Мне стала понятна его доброта и возможность простить соперника, если тот публично признает перед всеми свою вину, докажет, что не утратил до конца порядочности и человечности. Как-то на себе ощутил, как грустно и одиноко Печорину среди тех людей, и даже посочувствовал ему, который раньше казался мне несправедливым эгоистом. А как он вырос в моих глазах после предсмертного (а перед смертью не лгут! ) признания Грушницкого: «Я вас ненавижу, а себя призираю» , — то есть даже враг уважает его. Вот вам и время, вот и размещение частей произведения в определенной последовательности, на которую мы привыкли не обращать внимания! Тогда я открыл содержание романа, положил перед собой чистый лист бумаги и записал события в том порядке, в каком они происходили. Вроде бы порядок восстановлен. Но куда же исчезла острота чувств? Только недоумение вызывают слезы Печорина, когда он не догнал княжну Веру. Как-то стирается сочувствие к нему, когда он навсегда теряет Бэлу. И не капризом молодого офицера, любимица судьбы, предстает его поведение с Максимом Максимовичем в крепости, а просто жизнью — существованием человека, который, несмотря на молодость, уже так во всем разочаровался: в друзьях, карьере, в любви. Поэтому и в Персию на наших глазах отъезжает не тридцатилетний мужчина, а совсем старый, усталый человек, которому безразличны прежние знакомые, страницы дневника — застывшие часы и минуты собственной жизни, память о себе.. . С трех разных сторон, с трех точек зрения показывает Печорина автор: через восприятие Максима Максимовича, через откровенные строки дневника и своими глазами. То есть, получается, читатели видят и узнают Лермонтова в случайном спутнике Максим Максимыча, в его собеседнике на постоялом дворе! А главное — создать роман с тайным движение мысли, с необычным построением, которое превращает мир героев в стереоскопический мир. Роман о герое своего времени.
Повесть «Тамань» представляет собой самостоятельное художественное произведение и в то же время является частью романа. Она написана в форме дневника, и это не случайно. Если в начале романа автор стремится показать противоречивые поступки Печорина, то впоследствии на страницах дневника раскрываются тайные и явные мотивы поступков героя, анализируются их причины. Нужно отметить, что в «Тамани» романтическая приподнятость повествования гармонически сочетается с реалистической обрисовкой характеров и быта вольных контрабандистов. Что касается художественной стороны повести «Тамань» , то переоценить ее просто невозможно. Но хотелось бы все же поконкретней определить то, на чем основывается произведение. Это «три кита» : точность, образность, выразительность. А какой подбор «говорящих деталей» ! Вот, к примеру, Печорин заносит в свой путевой журнал: «…две лавки и стол… на стене ни одного образа – дурной знак! » Глядя на эту бедную обстановку, можно сказать, что люди живут здесь временно, они в любую минуту готовы покинуть неуютное пристанище. Или в сцене разговора девушки и слепого мы узнаем, что буря сильна, туман густеет. Казалось бы, что из того? Но это важно для контрабандистов: не во всякую погоду можно отправляться «на дело» . Интересен в повести прием антитезы. Вот каким представляет себе образ Янко слепой мальчик: «Янко не боится не моря, ни ветра» . Этакий сказочный герой, бесстрашный богатырь. А Печорин видит Янко иначе: из лодки «вышел человек среднего росту, в татарской бараньей шапке» , обыкновенный человек, вовсе не героического вида. Интересен также прием сочетания возвышенного и низменного в повести. Здесь романтика соседствует с прозой жизни. Таинственная девушка напоминает Печорину романтическую героиню. Но «русалка» поет свою прекрасную вольную песню, стоя на крыше жалкой хаты. Слова девушки, обращенные к Печорину, загадочны, а причитания слепого мальчика жалки: «Куды я ходив?... С узлом? Яким узлом! » Если говорить о сюжете, то он отдаленно напоминает сюжет «Бэлы» . Русский молодой человек встречает местную девушку-«дикарку» , влюбляется в нее. Сюжет характерен для литературы эпохи Лермонтова. Но в «Тамани» все нетрадиционно. Девушка должна была влюбиться в приезжего. Но все оказывается хитростью. Пейзажные зарисовки придают повести романтический колорит и, контрастируя с убогостью «нечистого места» , открывают перед читателем чарующий мир красоты и неги. Композиция повести отличается своеобразием. Произведение открывается и заканчивается суждениями героя, свидетельствующими о горечи приобретенного в этом событии опыта, о попытке равнодушно относиться к людям, с которыми судьба его сталкивает.
Козы Корпеш — Баян сулу — казахская лиро-эпическая поэма XIII — XIV веков, записана в середине XIX века. Поэма была известна в устных вариантах в исполнении акынов Сыбанбая, Бекбау, Жанака, Шоже. Из около 20 вариантов наиболее известен вариант Жанака. В письменном варианте наиболее распространены версии, записанные собирателями фольклора Саблуковым (1831 год), Г. Дербисалиным (1834 год), А. Фроловым (1841 год), Ч. Валихановым (1856 год). На русском языке поэма была издана М. Путинцевым в 1865 году, затем была включена в третий том сборника В. Радлова «Образцы народной литературы тюркских племён» 1870 годов[1].