Потому что если посмотреть за окно, то там мы увидим все тот же город Глупов, о котором писал Щедрин полтора века назад, и все те же табуны глуповцев, добровольно выдвигающих на трон преступников и дебилов...
Поражает актуальность звучания "Истории одного города", применимость книги к российской современности. В произведении отражена неистребимая, вековая, сохранившаяся до наших дней логика коллективных действий народа, неминуемо приводящая его к поражению и мешающая полноценно жить. Глуповцы направляют всю свою энергию на выборы правителя и в результате… получают на трон бандита. Как не услышать в этом переклички с настоящим? Салтыкову-Щедрину удалось очень точно подметить особенности национальной психологии русского народа, застывшие в своей неизменности и потому делающие «историю одного города» историей вневременной.
Когда хозяин бросил льву мяса, лев оторвал кусок и оставил собачке. Вечером, когда лев лёг спать, собачка легла подле него и положила свою голову ему на лапу. С тех пор собачка жила в одной клетке со львом, лев не трогал её, ел корм, спал с ней вместе, а иногда играл с ней. Так прожили лев и собачка целый год в одной клетке. Через год собачка заболела и издохла. Лев перестал есть, а всё нюхал, лизал собачку и трогал её лапой. Когда он понял, что она умерла, он вдруг вспрыгнул, ощетинился, стал хлестать себя хвостом по бокам, бросился на стену клетки и стал грызть засовы и пол. Целый день он бился, метался в клетке и ревел, потом лёг подле мёртвой собачки и затих.
Поражает актуальность звучания "Истории одного города", применимость книги к российской современности. В произведении отражена неистребимая, вековая, сохранившаяся до наших дней логика коллективных действий народа, неминуемо приводящая его к поражению и мешающая полноценно жить. Глуповцы направляют всю свою энергию на выборы правителя и в результате… получают на трон бандита. Как не услышать в этом переклички с настоящим? Салтыкову-Щедрину удалось очень точно подметить особенности национальной психологии русского народа, застывшие в своей неизменности и потому делающие «историю одного города» историей вневременной.