Объяснение:
По строкам :"Есть лица, подобные пышным кварталам, /Где всюду великое чудится в малом " , представляются люди, которые открыты миру окружающим, озаряют светом все вокруг.
По строкам: "Есть лица-подобия жалких лачуг,\ Где варится печень и мокнет сычуг" , представляются люди, которые озлоблены обстоятельствами, их судьба скупа к ним, что вызывает у них отвращение к миру.
По строкам: "Другие-как башни, в которых давно / Никто не живет и не смотрит в окно", представляются люди, которым окружающий мир приелся, их ничего не радует, не вдохновляет, их существование - пустая трата времени.
По последним строкам, мне, почему то, представляется мой, родной, дом.Так как это место самое прекрасное, горячо любимое сердцем.
Чичиков занимался скупкой «мертвых душ» , числящихся по переписи живыми, чтобы мошенническим образом заложить их в Опекунский совет и получить крупную сумму.
В "Мертвых душах" постоянно упоминается учреждение под названием "опекунский совет". Именно секретарь опекунского совета подсказывает Чичикову идею мертвых душ. Именно в опекунский совет собирается Чичиков заложить купленные души.
В России было два опекунских совета — в Москве и Петербурге. Ведали они опекой над несовершеннолетними сиротами и "незаконнорожденными", находившимися в московском и петербургском воспитательных домах, поддерживали нетрудо инвалидов и престарелых.
Хотя оба воспитательных дома именовались императорскими, денег казна им не отпускала. Существовали они за счет частной благотворительности, отчислений от лотерей и театральных спектаклей, продажи игральных карт и т. п. Но главным источником дохода воспитательных домов были ссудно-залоговые операции.
Опекунские советы, управлявшие воспитательными домами, имели право брать в залог движимое и недвижимое имущество, дома и ценности, земли с находившимися на них крестьянами и крепостных крестьян отдельно.
На праве дворян закладывать собственных крестьян, то есть получать ссуду под залог крепостных душ, построена и вся афера Чичикова с покупкой мертвых душ.
Если ценные вещи (движимое имущество) закладывались в натуре, то, разумеется, земли и крестьяне закладывались по официально оформленным, подтвержденным местными властями документам, свидетельствующим, что заложенное действительно имеется.
Время от времени государство предпринимало ревизии — переписи крепостного населения страны, прежде всего с целью установить количество людей мужского пола, годных в рекруты. Поэтому "ревизской душой" назывался не всякий крепостной крестьянин, а только крестьянин-мужчина.
С 1719 по 1850 год было проведено десять ревизий. Сведения о крепостных крестьянах записывались в особые листы — ревизские сказки. Впредь до новой ревизии ревизские души юридически числились существующими; повседневный учет крепостного населения организовать было немыслимо. Таким образом, умершие или беглые крестьяне официально считались в наличии, за них помещики обязаны были платить налог — подушную подать.
Этим обстоятельством и воспользовался Чичиков, скупая у помещиков мертвые души как живые, с целью заложить их в опекунский совет и получить кругленькую сумму денег. Сделка была выгодна и для помещика-душевладельца — получив от Чичикова хоть малую сумму за несуществующего крестьянина, он избавлялся вместе с тем от необходимости вносить за него в казну подушную подать. <...>
Подлость Чичикова состояла и в том, что он намеревался заложить фиктивных крестьян не куда-либо, а в опекунский совет. Ведь именно на содержание сирот шли деньги, вырученные от залоговых операций. Тем самым Чичиков рассчитывал нажиться на горе и слезах обездоленных детей, и без того полуголодных и плохо одетых. Это было понятно каждому современнику Гоголя. Это важно знать и нам, чтобы понять всю безнравственность аферы Чичикова.
Війна… Ви чуєте в цьому слові постріли? Автоматні черги? Або, може, дзвін мечів? Я чую в цьому слові звуки літаків, бомбардувань, жаркого бою; крики поранених, злісні голоси ворогів, дитячий плач і тихий-тихий звук падаючих сліз жінки, яка втратила коханого чоловіка.
Я бачу останні гіркі обійми перед відходом на війну. Бачу посмішки на обличчях солдатів, добродушних малих, які збираються «збігати» на війну і швидко повернутися додому. Бачу цинкові труни. Похоронки. І піт. І кров. І сльози. Здається, ось вам і формула будь-якої війни. Змішайте в потрібних пропорціях, щедро залийте горем і перемішайте. Готово.
Людство для чогось вигадало війну. Вигадало ще одну величезну несправедливість в світі, де її, справедливості, дуже часто не вистачає. За помахом руки людей, які не виходять на поля битви, на смерть йдуть тисячі і тисячі бійців, воїнів. Так було, наприклад, під час Великої Вітчизняної війни 1941-1945 рр.
З нашої пам’яті неможливо стерти ці цифри. Війна постукала в кожен будинок, в кожні двері. Не було і немає тих, хто згадував би про неї байдуже. Адже це і неможливо. Без сліз – неможливо.
Про жахи війни багато писали ті, хто пережив її. На слуху у нас Твардовський, Симонов, Друніна… Уявіть, скільки болю і крові коштує кожен рядок безсмертного «Жди меня» або «Василя Тьоркіна»?!
Жах війни – це не катастрофи і мільйони загиблих – ні. Такий грандіозний жах не так лякає або шокує. Набагато страшніше «маленький» страх. Локальний. Крихітний кошмар з безкрайнього військового полотна.
У Юлії Друніній є відомий вірш «Зінька». «Світлокосий солдат» на цьому світі має тільки матір. Мати, яка чекає її з війни. Про це вона розповідає своїй подрузі Юльці «у розбитій, на промоклої, сирій землі». Вона хоробрий солдат, який повів в атаку цілий, нехай і «пошарпаний», батальйон. Але війна нещадна. І «в бинтах кривавих/світлокосий солдат лежить». І як тепер написати матері, що єдиної дочки більше немає в живих?
А Євген Долматовський написав прекрасну «Баладу про артистку ТРАМу». Молода актриса, яка завжди грала в театрі бабусь, була повішена на березі за те, що прочитала на площі біля церкви захопленого фашистами районного центру вірш з «Комсомольської правди», щоб «дати силу цим людям» – тим, хто знаходився на площі. Послухайте, скільки болю в цих рядках:
На шиї – гостра петля…
Рвонулася з-під ніг земля…
Тепер очі мої сухі.
Я плакав лише в театрі.
Прости мене за ті вірші
З “Комсомольської правди”.
За те, що я не міг врятувати,
За те, що я живу, прости…
Погодьтеся, що такий «маленький» кошмар лякає набагато більше. Якщо сухо розповісти про кількість загиблих, про жорстокість фашизму, то, на жаль, наша душа ледь-ледь відгукнеться. Але розкажіть ви про якогось Васю Тьоркіна… правда, щось всередині стислося від горя? ..
… Знаєте відомий вислів «кожному своє»? Пам’ятаєте, звідки воно? Вірно, це напис над воротами Бухенвальда. Скільки жахів сталося там? Пам’ятаєте? Морщитесь від страху? Вірно, так і треба. Але ж до всього цього привела одна лише війна…
Війна дає процвітати кошмару, жорстокості і безмежності людського горя. Війна забирає життя. Руйнує сім’ї.