Рассмотрите второстепенных персонажей романа 1984 Парсона, Сайма, Тиллотсона, Чаррингтона.почему они не протестуют против своего унизительного существования Может ли в них смотреть протест
Макар Алексеевич Девушкин — титулярный советник сорока семи лет, переписывающий за небольшое жалованье бумаги в одном из петербургских департаментов. Он только что переехал на новую квартиру в «капитальном» доме возле Фонтанки. Вдоль длинного коридора — двери комнат для жильцов; сам же герой ютится за перегородкой в общей кухне. Прежнее его жилье было «не в пример лучше», однако теперь для Девушкина главное — дешевизна, потому что в том же дворе он снимает более удобную и дорогую квартиру для своей дальней родственницы Варвары Алексеевны Доброселовой.Бедный чиновник берет под свою защиту семнадцатилетнюю сироту, за которую, кроме него, заступиться некому. Живя рядом, они редко видятся, так как Макар Алексеевич боится сплетен. Однако оба нуждаются в душевном тепле и сочувствии, которые черпают из почти ежедневной переписки друг с другом. История взаимоотношений Макара и Вареньки раскрывается в тридцати одном — его и в двадцати четырёх — её письмах, написанных с 8 апреля по 30 сентября 184... г. Первое письмо Макара пронизано счастьем обретения сердечной привязанности: «...весна, так и мысли все-такие приятные, острые, затейливые, и мечтания приходят нежные...» Отказывая себе в еде и платье, он выгадывает на цветы и конфеты для своего «ангельчика».Варенька сердится на покровителя за излишние расходы, охлаждает иронией его пыл: «одних стихов и недостаёт». «Отеческая приязнь одушевляла меня, единственно чистая отеческая приязнь...» — конфузится Макар.Варя уговаривает друга заходить к ней почаще: «Какое другим дело!» Она берет на дом работу — шитье.В последующих письмах Девушкин подробно описывает своё жилище — «Ноев ковчег» по обилию разношёрстной публики — с «гнилым, остро-услащённым запахом», в котором «чижики так и мрут». Рисует портреты соседей: карточного игрока мичмана, мелкого литератора Ратазяева, нищего чиновника без места Горшкова с семьёй. Хозяйка — «сущая ведьма». Стыдится, что плохо, бестолково пишет — «слогу нет»: ведь учился «даже и не на медные деньги».Варенька делится своей тревогой: о ней «выведывает» Анна Федоровна, дальняя родственница. Раньше Варя с матерью жили в её доме, а затем, якобы для покрытия расходов на них, «благодетельница» предложила осиротевшую к тому времени девушку богатому помещику Быкову, который её и обесчестил. Только Макара беззащитную от окончательной «гибели». Лишь бы сводня и Быков не узнали её адреса! Бедняжка заболевает от страха, почти месяц лежит в беспамятстве. Макар все это время рядом. Чтобы поставить свою «ясочку» на ноги, продаёт новый вицмундир. К июню Варенька выздоравливает и посылает заботливому другу записки с историей своей жизни.Её счастливое детство в родной семье на лоне деревенской природы. Когда отец потерял место управляющего в имении князя П-го, они приехали в Петербург — «гнилой», «сердитый», «тоскливый». Постоянные неудачи свели отца в могилу. Дом продали за долги. Четырнадцатилетняя Варя с матерью остались без крова и средств. Тут-то их и приютила Анна Федоровна, вскоре начавшая попрекать вдову. Та работала сверх сил, губя слабое здоровье ради куска хлеба. Целый год Варя училась у жившего в том же доме бывшего студента Петра Покровского. Её удивляло в «добрейшем, достойнейшем человеке, наилучшем из всех», странное неуважение к старику отцу, часто навещавшему обожаемого сына. Это был горький пьяница, когда-то мелкий чиновник. Мать Петра, молодая красавица, была выдана за него с богатым приданым помещиком Быковым. Вскоре она умерла. Вдовец женился вторично. Петр же рос отдельно, под покровительством Быкова, который и поместил оставившего по состоянию здоровья университет юношу «на хлебы» к своей «короткой знакомой» Анне Федоровне.Совместные бдения у постели больной Вариной матери сблизили молодых людей. Образованный друг приучил девушку к чтению, развил её вкус. Однако вскоре Покровский слёг и умер от чахотки. Хозяйка в счёт похорон забрала все вещи покойного. Старик отец отнял у неё книг, сколько мог, и набил их в карманы, шляпу и т. п. Пошёл дождь. Старик бежал, плача, за телегой с гробом, а книги падали у него из карманов в грязь. Он поднимал их и снова бежал вдогонку... Варя в тоске вернулась домой, к матери, которую тоже вскоре унесла смерть...
«Мой дорогой, когда ты вырастешь, вспомнишь ли ты, как однажды зимним вечером ты вышел из детской в столовую, — это было после одной из наших ссор, — и, опустив глаза, сделал такое грустное личико? Ты большой шалун, и когда что-нибудь увлечёт тебя, ты не знаешь удержу. Но я не знаю никого трогательнее тебя, когда ты притихнешь, подойдёшь и прижмёшься к моему плечу! Если же это происходит после ссоры, и я говорю тебе ласковое слово, как порывисто ты целуешь меня, в избытке преданности и нежности, на которую только детство! Но это была слишком крупная ссора...»В тот вечер ты даже не решился подойти ко мне: «Покойной ночи, дядечка» — сказал ты и, поклонившись, шаркнул ножкой (после ссоры ты хотел быть особенно благовоспитанным мальчиком). Я ответил так, будто между нами ничего не было: «Покойной ночи». Но мог ли ты удовлетвориться этим? Забыв обиду, ты опять вернулся к заветной мечте, что пленяла тебя весь день: «Дядечка, прости меня... Я больше не буду... И покажи мне цифры!» Можно ли было после этого медлить с ответом? Я помедлил, ведь я очень умный дядя...В тот день ты проснулся с новой мечтой, которая захватила всю твою душу: иметь свои книжки с картинками, пенал, цветные карандаши и выучиться читать и писать цифры! И все это сразу, в один день! Едва проснувшись, ты позвал меня в детскую и засыпал купить книг и карандашей и немедленно приняться за цифры. «Сегодня царский день, все заперто» — соврал я, уж очень не хотелось мне идти в город. «Нет, не царский!» — закричал было ты, но я пригрозил, и ты вздохнул: «Ну, а цифры? Ведь можно же?». «Завтра» — отрезал я, понимая, что тем лишаю тебя счастья, но не полагается баловать детей...«Ну хорошо же!» — пригрозил ты и, как только оделся, пробормотал молитву и выпил чашку молока, принялся шалить, и весь день нельзя было унять тебя. Радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше, и вечером ты нашёл им выход. Ты начал подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и громко кричать. И мамино замечание ты проигнорировал, и бабушкино, а мне в ответ особенно пронзительно крикнул и ещё сильнее ударил в пол. И вот тут начинается история...Я сделал вид, что не замечаю тебя, но внутри весь похолодел от внезапной ненависти. И ты крикнул снова, весь отдавшись своей радости так, что сам господь улыбнулся бы при этом крике. Но я в бешенстве вскочил со стула. Каким ужасом исказилось твоё лицо! Ты растерянно крикнул ещё раз, для того, чтобы показать, что не испугался. А я кинулся к тебе, дёрнул за руку, крепко и с наслаждением шлёпнул и, вытолкнув из комнаты, захлопнул дверь. Вот тебе и цифры!От боли и жестокой обиды ты закатился страшным и пронзительным криком. Ещё раз, ещё... Затем вопли потекли без умолку. К ним прибавились рыдания, потом крики о Ой больно! Ой умираю!» «Небось не умрёшь, — холодно сказал я. — Покричишь и смолкнешь». Но мне было стыдно, я не поднимал глаз на бабушку, у которой вдруг задрожали губы. «Ой, бабушка!» — взывал ты к последнему прибежищу. А бабушка в угоду мне и маме крепилась, но едва сидела на месте.Ты понял, что мы решили не сдаваться, что никто не придёт утешить тебя. Но прекратить вопли сразу было невозможно, хотя бы из-за самолюбия. Ты охрип, но все кричал и кричал... И мне хотелось встать, войти в детскую большим слоном и пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами воспитания и с достоинством справедливого, но строгого дяди? Наконец ты затих...Только через полчаса я заглянул будто по постороннему делу в детскую. Ты сидел на полу весь в слезах, судорожно вздыхал и забавлялся своими незатейливыми игрушками — пустыми коробками спичек. Как сжалось моё сердце! Но я едва взглянул на тебя. «Теперь я никогда больше не буду любить тебя, — сказал ты, глядя на меня злыми, полными презрения глазами. — И никогда ничего не куплю тебе! И даже японскую копеечку, какую тогда подарил, отберу!»Потом заходили мама и бабушка, и так же делая вид, что зашли случайно. Заводили речь, о нехороших и непослушных детях, и советовали попросить прощения. «А то я умру» — говорила бабушка печально и жестоко. «И умирай» — отвечал ты сумрачным шёпотом. И мы оставили тебя, и сделали вид, что совсем забыли о тебе.Опустился вечер, ты все так же сидел на полу и передвигал коробки. Мне стало мучительно, и я решил выйти и побродить по городу. «Бесстыдник! — зашептала тогда бабушка. — Дядя любит тебя! Кто же купит тебе пенал, книжку? А цифры?» И твоё самолюбие было сломлено.Я знаю, чем дороже мне моя мечта, тем меньше надежд на её достижение. И тогда я лукавлю: делаю вид, что равнодушен. Но что мог сделать ты? Ты проснулся, исполненный жаждой счастья. Но жизнь ответила: «Потерпи!» В ответ ты буйствовал, не в силах смирить эту жажду. Тогда жизнь ударила обидой, и ты закричал от боли. Но и тут жизнь не дрогнула: «Смирись!» И ты смирился.Как робко ты вышел из детской: «Прости меня, и дай хоть каплю счастья, что так сладко мучит меня». И жизнь смилостивилась: «Ну ладно, давай карандаши и бумагу». Какой радостью засияли твои глаза! Как ты боялся рассердить меня, как жадно ты ловил каждое моё слово!
Макар Алексеевич Девушкин — титулярный советник сорока семи лет, переписывающий за небольшое жалованье бумаги в одном из петербургских департаментов. Он только что переехал на новую квартиру в «капитальном» доме возле Фонтанки. Вдоль длинного коридора — двери комнат для жильцов; сам же герой ютится за перегородкой в общей кухне. Прежнее его жилье было «не в пример лучше», однако теперь для Девушкина главное — дешевизна, потому что в том же дворе он снимает более удобную и дорогую квартиру для своей дальней родственницы Варвары Алексеевны Доброселовой.Бедный чиновник берет под свою защиту семнадцатилетнюю сироту, за которую, кроме него, заступиться некому. Живя рядом, они редко видятся, так как Макар Алексеевич боится сплетен. Однако оба нуждаются в душевном тепле и сочувствии, которые черпают из почти ежедневной переписки друг с другом. История взаимоотношений Макара и Вареньки раскрывается в тридцати одном — его и в двадцати четырёх — её письмах, написанных с 8 апреля по 30 сентября 184... г. Первое письмо Макара пронизано счастьем обретения сердечной привязанности: «...весна, так и мысли все-такие приятные, острые, затейливые, и мечтания приходят нежные...» Отказывая себе в еде и платье, он выгадывает на цветы и конфеты для своего «ангельчика».Варенька сердится на покровителя за излишние расходы, охлаждает иронией его пыл: «одних стихов и недостаёт». «Отеческая приязнь одушевляла меня, единственно чистая отеческая приязнь...» — конфузится Макар.Варя уговаривает друга заходить к ней почаще: «Какое другим дело!» Она берет на дом работу — шитье.В последующих письмах Девушкин подробно описывает своё жилище — «Ноев ковчег» по обилию разношёрстной публики — с «гнилым, остро-услащённым запахом», в котором «чижики так и мрут». Рисует портреты соседей: карточного игрока мичмана, мелкого литератора Ратазяева, нищего чиновника без места Горшкова с семьёй. Хозяйка — «сущая ведьма». Стыдится, что плохо, бестолково пишет — «слогу нет»: ведь учился «даже и не на медные деньги».Варенька делится своей тревогой: о ней «выведывает» Анна Федоровна, дальняя родственница. Раньше Варя с матерью жили в её доме, а затем, якобы для покрытия расходов на них, «благодетельница» предложила осиротевшую к тому времени девушку богатому помещику Быкову, который её и обесчестил. Только Макара беззащитную от окончательной «гибели». Лишь бы сводня и Быков не узнали её адреса! Бедняжка заболевает от страха, почти месяц лежит в беспамятстве. Макар все это время рядом. Чтобы поставить свою «ясочку» на ноги, продаёт новый вицмундир. К июню Варенька выздоравливает и посылает заботливому другу записки с историей своей жизни.Её счастливое детство в родной семье на лоне деревенской природы. Когда отец потерял место управляющего в имении князя П-го, они приехали в Петербург — «гнилой», «сердитый», «тоскливый». Постоянные неудачи свели отца в могилу. Дом продали за долги. Четырнадцатилетняя Варя с матерью остались без крова и средств. Тут-то их и приютила Анна Федоровна, вскоре начавшая попрекать вдову. Та работала сверх сил, губя слабое здоровье ради куска хлеба. Целый год Варя училась у жившего в том же доме бывшего студента Петра Покровского. Её удивляло в «добрейшем, достойнейшем человеке, наилучшем из всех», странное неуважение к старику отцу, часто навещавшему обожаемого сына. Это был горький пьяница, когда-то мелкий чиновник. Мать Петра, молодая красавица, была выдана за него с богатым приданым помещиком Быковым. Вскоре она умерла. Вдовец женился вторично. Петр же рос отдельно, под покровительством Быкова, который и поместил оставившего по состоянию здоровья университет юношу «на хлебы» к своей «короткой знакомой» Анне Федоровне.Совместные бдения у постели больной Вариной матери сблизили молодых людей. Образованный друг приучил девушку к чтению, развил её вкус. Однако вскоре Покровский слёг и умер от чахотки. Хозяйка в счёт похорон забрала все вещи покойного. Старик отец отнял у неё книг, сколько мог, и набил их в карманы, шляпу и т. п. Пошёл дождь. Старик бежал, плача, за телегой с гробом, а книги падали у него из карманов в грязь. Он поднимал их и снова бежал вдогонку... Варя в тоске вернулась домой, к матери, которую тоже вскоре унесла смерть...