однажды утром мы пошли в лес. дорога была длинной при длинной! солнце пригревало и радовало нас. мы шли и расматривали какая красивая природа окружает нас!
когда мы были уже глубоко в лесу там было много грибов. видимо нивидима как много! вдруг маша решила попробовать один из грибов. но тут её остановил егор. зачем? ты же не знаешь что это за гриб. маша посмотрелана него удивительно. ну и что, я есть хочу! маша может не стоит сказал я? маша недоверчиво решила не есть гриб.
когда мы пришли уже домой мы принесли много грибов. бабушка приготовила из них суп и мы все его дружно ели. как вкусно! -сказала маша. это тебе не грибы непонятные которые ты хотела съесть.
однажды утром мы пошли в лес. дорога была длинной при длинной! солнце пригревало и радовало нас. мы шли и расматривали какая красивая природа окружает нас!
когда мы были уже глубоко в лесу там было много грибов. видимо нивидима как много! вдруг маша решила попробовать один из грибов. но тут её остановил егор. зачем? ты же не знаешь что это за гриб. маша посмотрелана него удивительно. ну и что, я есть хочу! маша может не стоит сказал я? маша недоверчиво решила не есть гриб.
когда мы пришли уже домой мы принесли много грибов. бабушка приготовила из них суп и мы все его дружно ели. как вкусно! -сказала маша. это тебе не грибы непонятные которые ты хотела съесть.
Люто замороженный, Петербург горел и бредил. Было ясно: невидимые за туманной занавесью, поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон желтые и красные колонны, шпили и седые решетки. Горячечное, небывалое, ледяное солнце в тумане — слева, справа, вверху, внизу — голубь над загоревшимся домом. Из бредового, туманного мира выныривали в земной мир драконо-люди, изрыгали туман, слышимый в туманном мире как слова, но здесь — белые, круглые дымки; выныривали и тонули в тумане. И со скрежетом неслись в неизвестное вон из земного мира трамваи.
На трамвайной площадке временно существовал дракон с винтовкой, несясь в неизвестное. Картуз налезал на нос и, конечно, проглотил бы голову дракона, если б не уши: на оттопыренных ушах картуз засел. Шинель болталась до полу; рукава свисали; носки сапог загибались кверху — пустые. И дыра в тумане: рот.
Это было уже в соскочившем, несущемся мире, и здесь изрыгаемый драконом лютый туман был видим и слышим:
— …Веду его: морда интилигентная — просто глядеть противно. И еще разговаривает, стервь, а? Разговаривает!
— Ну, и что же — довел?
— Довел: без пересадки — в царствие небесное. Штычком.
Дыра в тумане заросла: был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель. Скрежетал и несся вон из мира трамвай.
И вдруг — из пустых рукавов — из глубины — выросли красные, драконьи, лапы. Пустая шинель присела к полу — и в лапах серенькое, холодное, материализованное из лютого тумана.
— Мать ты моя! Воробьеныш замерз, а? Ну скажи ты на милость!
Дракон сбил назад картуз — и в тумане два глаза — две щелочки из бредового в человечий мир.
Дракон изо всех сил дул ртом в красные лапы, и это были явно слова воробьенышу, но их — в бредовом мире — не было слышно. Скрежетал трамвай.
— Стервь этакая: будто трепыхнулся, а? Нет еще? А ведь отойдет, ей-бо… Ну скажи ты!
Изо всех сил дул. Винтовка валялась на полу. И в предписанный судьбою момент, в предписанной точке пространства серый воробьеныш дрыгнул, еще дрыгнул — и спорхнул с красных драконьих лап в неизвестное.
Дракон оскалил до ушей тумано-пыхающую пасть. Медленно картузом захлопнулись щелочки в человечий мир. Картуз осел на оттопыренных ушах. Проводник в царствие небесное поднял винтовку.
Скрежетал зубами и несся в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай.
Объяснение: