В “Смерти чиновника” первое, что обращает на себя внимание, — как будто явное несоответствие между сюжетом, который ведет к печальному концу, и тем, как он рассказывается.
Чехов показывает: дело не в злых, дурных начальниках; зло лежит глубже. Чинопочитание, раболепие вошли в плоть и кровь тех, кто, казалось бы, должен страдать от унижения их человеческого достоинства. И уже сами они готовы ценой жизни отстаивать собственное право демонстрировать почтительность и свое ничтожество перед “персонами”. Червяков страдает не от унижения, а от прямо противоположного: оттого, что его могут заподозрить в нежелании унижаться, в праве на какое-то иное поведение. “Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и уважения к персонам... не будет...” Страдает он оттого, что генерал “не может понять” то, что ему, Червякову, совершенно ясно. И вот в очередной раз Червяков отправляется не просто извиниться, а вразумлять “непонятливого” генерала. И здесь он уже не смешон и жалок, а , страшен — как хранитель заветов, как краеугольный камень, на котором и держится система чинопочитания и добровольного самоуничижения.
Такое впечатление производит большинство юмористических рассказов Чехова: над ними смеешься, а если задуматься — повествуют они о грустном или даже страшноватом.
Мы(или я) прочитал(и) в классе( или дома) рассказ Г.Х.Андерсена "дикие лебеди". В нем рассказывалось о короле у которого было 11 сыновей-принцев, и маленькая принцесса Элиза,все они жили счастливо,но вскоре король женился на злой мачихе и она невзлюбила детей. Сначала мачеха отдала Элизу в обыкновенную кристьанскую семью,а про братьев наговорила королю столько дури что он и видеть их и не захотел. Братья превратились в лебедей,покружились над своим родным замком и улетели в сторону моря.Вот Элизе исполнилось 15 лет и ее красота стала намного больше чем прежде,и когда мачеха узнала какая Элиза стала красивой, то она еще пуще возненавидила ее. Она захотела погубить Элизу да не смогла, король захотел поглядеть на свою дочь. Тогда мачеха измазала ее лицо вонючими маслами и спутала ее прекрасные волосы. Когда король увидел свою дочь то он конечно же не признал своей родной дочери и велел прогнать ее прочь. Тут горько заплакала Элиза и решила бежать в лес,долго бежала она по лесу пока совсем не выбилась из сил,прилегла она на мягкий мох и сразу уснула.На следующий день когда Элиза проснулась солнце уже было высоко в небе,вдруг она услышала звук ручья и пошла к нему сквозь густые заросли,когда она увидела отражение своего лица то отшатнулась,какое ужасное у нее было лицо! Но как только она умылась, ее лицо стало снова как прежде,и умывшись она вышла берег моря где увидела 11 лебединых перьев,на каждом перышке была капля,-может роса, а может-слеза кто знает! Тут она увидела 11 лебедей которые летели в ее сторону.Это были ее братья...
Здравствуй, дорогой сверстник! Пишет тебе девочка 10 лет. Я хочу пожелать тебе сил и удачи и надеюсь, вы выиграете эту страшную, лютую войну. Мне кажется, что вы не зря стараетесь. Сейчас живется хорошо. Мы хотим вам сказать огромное за ваш труд. Ведь все не зря, и ваши усилия не пропали даром. Если бы ты дожил до наших дней, ты бы сам это понял, но был бы уже очень стареньким. Мы будем очень надеяться на то, чтобы многие из наших солдат победили в этой войне и остались в живых. Я понимаю, как тебе трудно сейчас: постоянно работать, изнемогать от голода и холода. Но надежда умирает последней, и, поэтому, все будет хорошо. Еще раз огромное за все, что вы сделали, это всегда будет в наших сердцах
Объяснение:
В “Смерти чиновника” первое, что обращает на себя внимание, — как будто явное несоответствие между сюжетом, который ведет к печальному концу, и тем, как он рассказывается.
Чехов показывает: дело не в злых, дурных начальниках; зло лежит глубже. Чинопочитание, раболепие вошли в плоть и кровь тех, кто, казалось бы, должен страдать от унижения их человеческого достоинства. И уже сами они готовы ценой жизни отстаивать собственное право демонстрировать почтительность и свое ничтожество перед “персонами”. Червяков страдает не от унижения, а от прямо противоположного: оттого, что его могут заподозрить в нежелании унижаться, в праве на какое-то иное поведение. “Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и уважения к персонам... не будет...” Страдает он оттого, что генерал “не может понять” то, что ему, Червякову, совершенно ясно. И вот в очередной раз Червяков отправляется не просто извиниться, а вразумлять “непонятливого” генерала. И здесь он уже не смешон и жалок, а , страшен — как хранитель заветов, как краеугольный камень, на котором и держится система чинопочитания и добровольного самоуничижения.
Такое впечатление производит большинство юмористических рассказов Чехова: над ними смеешься, а если задуматься — повествуют они о грустном или даже страшноватом.