,каким по счёту родился Скрип ?какая погода была в день рождение Скрипа?как мальчишки подбили папу Скрипа?кто утащил маму Скрипа?кто вытолкнул Скрипа из норки?где жил повзрослевший Скрип?
Отрывок из романа Тургенева "Отцы и дети"— А я думаю: я вот лежу здесь под стогом... Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностию, где меня не было и не будет... А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг работает, чего-то хочет тоже... Что за безобразие! Что за пустяки!— Позволь тебе заметить: то, что ты говоришь, применяется вообще ко всем людям...— Ты прав, — подхватил Базаров. — Я хотел сказать, что они вот, мои родители то есть, заняты и не беспокоятся о собственном ничтожестве, оно им не смердит... а я... я чувствую только скуку да злость.— Злость? почему же злость?— Почему? Как почему? Да разве ты забыл?— Я помню все, но все-таки я не признаю за тобою права злиться. Ты несчастлив, я согласен, но... — Э! да ты, я вижу, Аркадий Николаевич, понимаешь любовь, как все новейшие молодые люди: цып, цып, цып, курочка, а как только курочка начинает приближаться, давай Бог ноги! Я не таков. Но довольно об этом. Чему нельзя, о том и говорить стыдно. — Он повернулся на бок. — Эге! вон молодец муравей тащит полумертвую муху. Тащи ее, брат, тащи! Не смотри на то, что она упирается, пользуйся тем, что ты, в качестве животного, имеешь право не признавать чувства сострадания, не то что наш брат, самоломаный!— Не ты бы говорил, Евгений! Когда ты себя ломал?Базаров приподнял голову.— Я только этим и горячусь. Сам себя не сломал, так и бабенка меня не сломает. Аминь! Кончено! Слова об этом больше от меня не услышишь.Оба приятеля полежали некоторое время в молчании.— Да, — начал Базаров, — странное существо человек. Как посмотришь этак сбоку да издали на глухую жизнь, какую ведут здесь «отцы», кажется: чего лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет; тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними.— Надо бы так устроить жизнь, чтобы каждое мгновение в ней было значительно, — произнес задумчиво Аркадий.— Кто говорит! Значительное хоть и ложно бывает, да сладко, но и с незначительным помириться можно... а вот дрязги, дрязги... это беда.— Дрязги не существуют для человека, если он только не захочет их признать.— Гм... это ты сказал противоположное общее место.— Что? Что ты называешь этим именем?— А вот что: сказать, например, что просвещение полезно, это общее место; а сказать, что просвещение вредно, это противоположное общее место. Оно как будто щеголеватее, а, в сущности, одно и то же.— Да правда-то где, на какой стороне?— Где? Я тебе отвечу, как эхо: где?— Ты в меланхолическом настроении сегодня, Евгений.— В самом деле? Солнце меня, должно быть, распарило, да и малины нельзя так много есть.— В таком случае нехудо вздремнуть, — заметил Аркадий только ты не смотри на меня: всякого человека лицо глупо, когда он спит.— А тебе не все равно, что о тебе думают?— Не знаю, что тебе сказать. Настоящий человек об этом не должен заботиться; настоящий человек тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть.— Странно! я никого не ненавижу, — промолвил, подумавши, Аркадий.— А я так многих. Ты нежная душа, размазня, где тебе ненавидеть!.. Ты робеешь, мало на себя надеешься...— А ты, — перебил Аркадий, — на себя надеешься? Ты высокого мнения о самом себе?Базаров
Том Сойер - энергичный, остроумный, предприимчивый мальчик двенадцатилетнего возраста, сирота, которого воспитывает тетя Полли. У него нет родителей,которые за ним следят,поэтому проводит много времени на улице в приключениях.Но сам мальчик ведь в этом не виноват!Я отношусь к Тому хорошо,он мне нравится из-за находчивости,изобретательности и неутомимости. У меня сложилось впечатление,что его тетя давала ему мало свободы,возможности для действий,поэтому он решил сбежать на остров и проказничать.
— Э! да ты, я вижу, Аркадий Николаевич, понимаешь любовь, как все новейшие молодые люди: цып, цып, цып, курочка, а как только курочка начинает приближаться, давай Бог ноги! Я не таков. Но довольно об этом. Чему нельзя, о том и говорить стыдно. — Он повернулся на бок. — Эге! вон молодец муравей тащит полумертвую муху. Тащи ее, брат, тащи! Не смотри на то, что она упирается, пользуйся тем, что ты, в качестве животного, имеешь право не признавать чувства сострадания, не то что наш брат, самоломаный!— Не ты бы говорил, Евгений! Когда ты себя ломал?Базаров приподнял голову.— Я только этим и горячусь. Сам себя не сломал, так и бабенка меня не сломает. Аминь! Кончено! Слова об этом больше от меня не услышишь.Оба приятеля полежали некоторое время в молчании.— Да, — начал Базаров, — странное существо человек. Как посмотришь этак сбоку да издали на глухую жизнь, какую ведут здесь «отцы», кажется: чего лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет; тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними.— Надо бы так устроить жизнь, чтобы каждое мгновение в ней было значительно, — произнес задумчиво Аркадий.— Кто говорит! Значительное хоть и ложно бывает, да сладко, но и с незначительным помириться можно... а вот дрязги, дрязги... это беда.— Дрязги не существуют для человека, если он только не захочет их признать.— Гм... это ты сказал противоположное общее место.— Что? Что ты называешь этим именем?— А вот что: сказать, например, что просвещение полезно, это общее место; а сказать, что просвещение вредно, это противоположное общее место. Оно как будто щеголеватее, а, в сущности, одно и то же.— Да правда-то где, на какой стороне?— Где? Я тебе отвечу, как эхо: где?— Ты в меланхолическом настроении сегодня, Евгений.— В самом деле? Солнце меня, должно быть, распарило, да и малины нельзя так много есть.— В таком случае нехудо вздремнуть, — заметил Аркадий только ты не смотри на меня: всякого человека лицо глупо, когда он спит.— А тебе не все равно, что о тебе думают?— Не знаю, что тебе сказать. Настоящий человек об этом не должен заботиться; настоящий человек тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть.— Странно! я никого не ненавижу, — промолвил, подумавши, Аркадий.— А я так многих. Ты нежная душа, размазня, где тебе ненавидеть!.. Ты робеешь, мало на себя надеешься...— А ты, — перебил Аркадий, — на себя надеешься? Ты высокого мнения о самом себе?Базаров